Ф. Энгельс, отвергая старый способ производства, писал о такой его организации, при которой ни один человек не может сваливать на других свою долю участия в производительном труде, а сам производительный труд из средства порабощения становится средством освобождения, давая каждому возможность развивать и проявлять во всех направлениях все свои способности[29]. В процессе общественной деятельности происходит формирование человеческой личности, суть которого – в переходе от «немой родовой сущности» или от природного состояния к «современной родовой сущности», то есть к социальному бытию. Этот переход, по мнению марксистов, – непременное условие «прыжка» из «царства необходимости» в «царство свободы»[30].
Казалось бы, ГУЛАГ выдвинул идеальные способы перевоспитания «буржуазного индивидуалиста»: труд и коллектив. Труд занимает центральное место в жизни зэка, именно трудовыми показателями определяется его ценность. Но почему тогда труд обусловил появление двух «великих принципов Архипелага» – принципа «тухты» и принципа «резины», то есть очковтирательства, надувательства, всевозможных оттяжек и отсрочек?
Ответ, по-видимому, заключается в следующем: трудовой процесс в лагере лишен какой бы то ни было финальности, результативности. «Сколь раз Шухов замечал: дни в лагере катятся – не оглянешься. А срок сам ничуть не идет, не убавляется его вовсе» (3, 42). Отсиживая день за днем и даже исправно считая отсиженное, зэк не уверен, что правильно ориентируется во времени и когда-нибудь настанет конец его отсидке, ибо время в лагере не материализуется. Дело не только в том, что срок заключения может быть растянут до бесконечности, но также и в том, что подневольный трудящийся лишен ощущения цели. Цель превращается в элементарную фикцию, и труд в конечном счете обессмысливается и обесценивается. Поэтому Шухов и приходит к убеждению, оскорбительному для честного труженика: «Работа – она как палка, конца в ней два: для людей делаешь – качество дай, для начальника делаешь – дай показуху» (3, 11). Не меньшему извращению подвергается в лагере и принцип коллективизма. Зло не терпит личностных проявлений, оно признает только заурядность, массовидность, толпу. И зэки хорошо усвоили: «Стараться надо, чтоб никакой надзиратель тебя в одиночку не видел, а в толпе только» (3, 14). Но если в толпе еще можно как-то спрятать свое «я», то в трудовой бригаде это сделать крайне трудно. «… „Без бригады еще пережить лагерь можно“! Без бригады ты – личность, ты сам избираешь линию поведения… От начальника, от десятника, от надзирателя, от конвоира – ото всех ты можешь спрятаться и улучить минуту отдыха… Но от приводных ремней – от товарищей по бригаде, ни укрыва, ни спасенья, ни пощады тебе нет… Так уследят за тобой товарищи лучше всяких надзирателей! И бригадирский кулак тебя покарает доходчивей целого наркомата внутренних дел!» (6, 99).
Бригада становилась иногда «естественной ячейкой туземного общества – как на воле бывает