Вкус кипятка-у него есть вкус. Боль, сжимающая ребра, когда близкого, вчера живого, в пальто, под покрывалом, увозят на детских саночках, в ночь.
Помнить – хоть какая-то гарантия не повторить.
В последнем зале Надя рассказывала о дневнике. Дневнике ленинградской школьницы. День за днем она вписывала в тетрадь холод, голод, смерть, боль, страх. Факты блокадных будней. На каждой странице из дневника – смерть, соседи, родные и знакомые. Когда Надя закончила свой рассказ, дети завороженно молчали.
– Извините, – пробрался через толпу к Наде Кирилл и замялся, видно, забыв имя экскурсовода.
– Надежда Михайловна, – подсказала она.
– Надежда Михайловна! Я просто хотел спросить, начал мальчик тихо, – а вот витрина у вас за спиной, что там за маленький хлеб.
В стеклянном прямоугольнике был выставлен символичный набор: стоял метроном, лежала продовольственная карточка образца 1942 года и маленький кубик хлеба. Хлеб был темный-темный, коричнево-серый и такого размера, что больше походил на сухарик.
– А это, Кирилл, дневная норма хлеба, в самые голодные времена. Столько выдавали человеку на один день. Двадцать восемь грамм. Ты можешь себе представить, как выжить, когда у тебя только такой «маленький хлеб». И больше сегодня ничего не найти, потому что еды в городе нет.
Представь себе: мороз, многочасовая очередь из голодных людей, все ждут, ждут, а в итоге получают сущие крохи. Но ведь надо как-то жить! Не сойти с ума, как было в коллективизацию, когда, бывало, становились людоедами!
Надю распирало от гнева, лицо ее раскраснелось, негодование захватило ум, как бывало всегда, когда она на шаг глубже погружалась в советское прошлое – безвременье – говорила она про себя.
Мальчик подошел к стеклу вплотную и смотрел, смотрел, смотрел. Другие дети уже шли к раздевалке, смеялись, а он все стоял и смотрел.
– Кирилл, дружок, твои одноклассники уже одеваются, сувениры покупают. Идем? – тихо предложила мальчику Надя.
– Сейчас, я минуточку постою. А то все увидят и смеяться будут, -он повернулся вполоборота, и Надя увидела, что глаза мальчика полны слез. Крупные, как капли дождя, они стекали по щекам ребенка.
Помнить – это слышать голоса в немых залах музеев. Это складывать и вычитать. Тени в многочасовых очередях. Делить на всех двадцать восемь граммов хлеба. Прибавлять свои слезы к другим пролитым слезам. Они упадут цветами к подножию мраморных плит. Красными гвоздиками куда-то вниз, вниз.
Антоний Наукин
Живу в Подмосковье (ныне Новая Москва). Работаю строителем. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького, но отчислился по собственному желанию. Печатался в «Вестнике Европы» и «Тверском бульваре 25».
Исход
(рассказ)
Всё осточертело. Собрал вещи. На работе – за свой счет. Перекрыл газ и воду. Послал ей сообщение: «Скоро вернусь». Прыгнул в вагон