и выдавать за подлинник. Борода у Милана, как и у других сербских ополченцев, не украшительство, а дань памяти четникам – «народным героям, борцам за свободу Югославии» в прошлую войну. (В советской историографии четники проходят как «буржуазные националисты». )
– Тито на войне с немцами не перетрудился, – презрительно кривит губы Милан, – то всё легенды, байки. Вот четники воевали, это – да!
Милан рассуждает о той войне, не отрывая глаз от бинокля: он внимательно разглядывает Шошу – маленькое, покинутое жителями сербское село у подножия горы, на которой затаилась наша небольшая, хорошо укреплённая позиция. Шоша – родное село Милана, но войти туда он не может: там хорваты, которых на этой войне никто тут иначе как «усташи» (местные фашисты) не называет.
Милан – командир моего взвода, по фамилии его здесь никто не называет, только по названию села – Шоша. Милану 25 лет, возраст для крестьянина солидный.
– Когда женишься, Милан? – поднимаю я вечную тему.
Милан тут же опускает бинокль и оборачивает ко мне круглое бородатое лицо, вздыхает:
– Теперь уж когда Шошу освободим.
– Что, и молодка на примете имеется?
– Есть девойка, есть, – широко улыбается Милан.
– Твоё село можно за полчаса освободить. Я за ним уже несколько дней наблюдаю… Значит, так! – развиваю я план атаки, – три группы по три человека ночью с трех сторон врываются в село и закидывают окна гранатами. Дело в шляпе! Беру на себя!
Милан хмурится, видать, подобный план ему самому не раз приходил в голову. Неуязвимый план. Но… не хочется Милану чтобы на улицах родного села вдруг закипел ночной гранатный бой. Война Шошу пощадила, дома целы, уйдут усташи, Милан с «девойкой» вселится в свой просторный каменный дом и сразу начнёт крестьянствовать. Так думает Милан, но вслух ничего подобного не произносит. Вслух он пытается оспорить план:
– Там минные поля и посты.
– Милан, не надо. Мы прекрасно знаем, где у них минные поля и посты, – парирую я первый, предусмотренный мной аргумент, – усташей человек 30, не больше. Засветло преодолеем горно-лесистую часть маршрута, не видную с постов. В сумерках вплотную подходим к деревне и залегаем. Часа в три ночи – атака.
Милан молчит, затем выдвигает второй аргумент:
– Наши люди к таким действиям не готовы. Это ж надо перед атакой часов шесть в засаде лежать. Дождь, грязь… ты видишь, в чём мы одеты. И ещё попробуй объясни им, что нельзя ни курить, не разговаривать.
Аргумент более серьёзный: на этой войне партизанские действия не в моде. Но и он мной предусмотрен:
– Потому и идём малыми силами. Уж десяток дисциплинированных бойцов найти можно. Я их потренирую. Перед выходом отнимем спички, сигареты…
Милан опять молчит и, наконец, вытаскивает третий аргумент:
– Сейчас всё-таки перемирие.
Я только открываю рот, как за меня отвечают усташи: грохнул