силой заползающего в душу ощущения полной остановленности, равнодушия и покоя, конца мира, навеки погибшим королевством она, казалось, гасила и замедляла чувства. Темный мертвый мир. Тесно расставленные во тьме стволы, которые, казалось, умерли миллион лет назад и так же вечно будут стоять в угольном сумраке, зыбкий, никуда не ведущий серый просвет среди веток, темные лунные поляны без луны, загадочное, почти приятное ощущение ненужности всякого движения – зачем куда-то идти, когда ты уже пришел, – не смерть, а то, что наступает после смерти, глухое и бесконечное, обступало со всех сторон. Невольно сбавив шаг, чувствуя, что исчезает время, безошибочно, каким-то инстинктом ощущая, что он – единственный человек в этом мертвом пространстве, Вадим наконец остановился. Смерть. Изломанная древесная вязь чернела над ним. Рассматривая ее, повернув голову, он вдруг замер, почти вздрогнув – в вышине, в расщелине вертикальных голых ветвей, на фоне темно-серой массы, заменявшей небо, он увидел сплетенное из веток гнездо. Полукруглое и прочное, плотно, веточка к веточке подогнанное, наверно, воронье, казавшееся странным и немыслимым среди обступавшей его обездвиженной нежити, оно отчетливо виднелось, окруженное сплетением ветвей. Что-то неясное, размытое было во всем этом, ветки, торчавшие сверху и снизу, накладывались, сливаясь с картиной, Вадим присмотрелся – среди нагромождения черных пятен и штрихов ему показалось, что он видит саму ворону. Смазанная непонятная картинка, то ли контур вороны, то ли причудливое переплетение сучков. Есть она или нет, но как-то странно она сидит, подумал он, окаменела она, что ли. И тут по острому абрису клюва, по быстрому движению дернувшейся головы он вдруг увидел, что ворона жива. Обеспокоенно задвигавшись, перейдя из одного конца гнезда в другой, секундно нырнув вглубь гнезда, она тут же выпрямилась, над краем гнезда вновь стала видна ее простецкая башка с клювом. Здесь, среди полной черноты, среди казавшегося вечным мрака, она жила своей, не прекращавшейся, лишь ей одной известной и понятной жизнью, здесь, на дне корзины, скорее всего, были ее птенцы, здесь где-то среди мертвой темени летал ее муж, выискивая бог весть где затаившихся червячков – с трудом отведя взгляд, Вадим передернул плечами, как от озноба, ощущение того, что он не видит, не понимает всей полноты и тайной сложности прячущегося и происходящего тут, охватило его; медленно повернувшись, пытаясь понять собственное беспокойство, он вновь зашагал по сухому песку. Что-то большее, чем просто явление живого существа среди мертвого мира, было в том, что он увидел, Вадим поежился, видимость, пробормотал он, всего лишь видимость, не успев додумать это, краем глаза уловив слабый отблеск света впереди, он поднял голову – тусклый фонарь с разбитым стеклом показался вдали. Прибавив шагу, метров через двести он вышел из парка.
Кругом не было ни души. Справа темнели развалины незаконченной стройки с заржавевшим бульдозером без гусениц, слева, в крохотном скверике, на высоком круглом постаменте – статуя человека с отбойным молотком, между ними уходила вдаль узкая улочка, зажатая между забором, за которым высились