и грызть ее лицо (так показалось Грише с перепугу), иногда отрываясь от процесса и выкрикивая что-то нечленораздельное. Гриша попытался его оттащить, но «полковник» отшвырнул фельдшера с силой просто нечеловеческой. Тут Гриша заорал так, что Егорыч, поглощенный тем, как бы поскорей и без потерь доставить бригаду и пациента в больницу, а оттого отключивший на время свой исключительный слух, оглянулся, мигом оценил ситуацию, приткнул автомобиль к обочине и, едва не проломив перегородку между кабиной и салоном, перескочил Грише на помощь. Не сразу они смогли скрутить «полковника» и вырубить его, а потом связать тем, что нашлось под рукой: его же рубашкой, да еще и запасным жгутом.
Ольга к тому времени уже не дышала, пульс не прощупывался, и адреналин не помог, и непрямой массаж сердца, и Гриша снова пустил в ход дефибриллятор, благодаря чему она и воротилась к жизни.
– Спасибо, Гриша, – пробормотала Ольга, жмурясь, как будто от слабости, а на самом деле пытаясь скрыть слезы.
Наверное, плакать сейчас для нее было бы вполне естественно, однако она боялась, что Гриша догадается: плачет она не от счастья возвращения к жизни, а от горя. Тот страх, который она испытала там, заплутавшись в липких сумерках, уже исчез – осталось только мучительное сомнение: а если бы ее не выдернули оттуда – смогла бы она догнать Игоря?
Или правда случилось бы так, как говорил он: она осталась бы, а он бы ушел? То есть она отдала бы жизнь взамен его жизни?
Он бы ушел, а она осталась… а девочка? А девочка с кудрявыми волосами? Она осталась бы с Ольгой?!
Нет, не думать об этом, это только морок, морок, это все привиделось! Реальность – боль в сердце и почему-то в губах.
– Ты что, делал дыхание изо рта в рот, а заодно решил меня поцеловать взасос? – старательно улыбаясь, взглянула она на Гришу.
– Да это не я! – воскликнул тот возмущенно. – Это вон кто тебе «дыхание изо рта в рот» делал!
И он ткнул ложкой дефибриллятора в связанного «полковника» Витю.
– Он тебя чуть не загрыз! Ты в зеркало посмотри – губищи как в частушке!
– В какой еще частушке? – не без опаски спросила Ольга: Гриша, конечно, верующий человек, но словарный запас был у него более чем отвязный… как, впрочем, у всех мужчин-«скоряков» (имеются в виду работники «Скорой помощи», не путать со скорняками!).
Однако частушка, несколько фальшиво пропетая Гришей, оказалась вполне детской:
– Меня милый, меня милый целовал —
Родный батюшка нечайно увидал.
«Почему припухли губки?!» – он спросил,
А я сказала, что комарик укусил!
– Это же не инфарктник – это маньяк какой-то! – закончив вокал, продолжил Гриша суровой прозой. – Я сначала не понял, что он творит, а потом разглядел: ну натурально выдыхал в тебя из себя воздух и орал жутким ором что-то вроде «буми, эйми!»
– Буми, эйми? – тупо повторила Ольга. – А что это значит?
– Что это значит, придурок? – спросил Гриша, с ненавистью глядя на связанного «полковника» Витю.
Но тот не отвечал