сюда не взяааали?! Да ты знаешь, чьииих детей мы не взяааали?! Смотри, в каком виде она в обком пришлаааааа!
Он получал обалденное, могучее удовольствие, этот Чесноков, когда вот это все верещал, ужасно плевал. Брызги летели во все стороны. И мы с мальчиком-дядькой все время утирались. Это была пытка. Комсомольская пытка.
Короче, я вылетела оттуда пулей, а вслед мне полетело:
– Наглая самозванка!
В детстве я прочла книгу про уникальные исторические места в Великобритании. И там было написано, что в Ланкашире в часовне в Гамильтоне самое длинное эхо в мире. Оно длится 15 секунд. И если тебе, такой юной и хорошенькой, такой милой, прелестной, неглупой девочке вдруг скажет там кто-нибудь: «Я люблю вас, Маруся», – то еще пятнадцать секунд ты будешь слышать: «Люблю вас, Маруууся, лю… вас, вас, вас, только вас… Марууууся… вас… Марууууся… Марууууся… Марууууся…»
Оказалось, на лестничном марше обкома комсомола эхо было еще длиннее. Мне казалось, что, пока я бежала по ступенькам, со второго этажа старинного австрийского особняка мне в спину било: «Наглая! Наглая! Самозванка! Самозванка! Самозванка!!!»
Я как-то растерянно металась по двору в поисках какого-нибудь темного угла на предмет забиться туда и поплакать. Это сейчас я научилась давать отпор таким вот неудачникам, которые за мой счет отрывались на полную катушку, а тогда-то я была абсолютно открыта и беззащитна. Следом за мной выскочил мальчик-дядька, и очнулась я только от его вопроса: «Тебя куда везти?»
Оказалось, что я сижу в уазике, и мальчик-дядька за рулем, и мы куда-то едем. И этот мальчик-дядька протягивает мне назад конфету «Гулливер», яблоко желтое и помидор. А такой помидор, как будто в нем внутренность не поместилась, как будто толстая купчиха в тесном платье. И мальчик-дядька сказал: «Это называется «бычье сердце», этот помидор. Очень вкусный. Ешь».
И я укусила этот сахарный, упитанный, нежно-розовый, весь в толстых складках, ломкий большой помидор и в него заплакала. А мальчик-дядька просто вел машину и молчал. А потом я съела яблоко, сладкое и с шершавой кожицей. И продолжала реветь. И потом посмотрела на мальчика-дядьку за рулем и спросила: «Конфету будешь?» И мальчик-дядька сказал: «Ну, отломай кусок».
Мы съели «Гулливер», и мальчик-дядька сказал: «Щас заберем Васильвасилича, Маня… Не реви».
– А ты кто? – спросила я.
– А я у твоей мамы учился, – ответил мальчик-дядька, – ты меня не помнишь? Ну да… Ты ж бегала куда-то все время. Я один раз в прорубь провалился и у вас потом на кухне жареную картошку ел.
– С огурцом?
– Ну да, с соленым огурцом. А потом книжку большую смотрел с картинками.
– Бидструп, ага… У нас дома все мамины ученики любили эти книжки смотреть.
– Так я Дима Скакун. А ты – Манечка. Ты ж этих переводила, ну, где Естудэй…
– «Битлз»…
– Ага, «Битлз», да. «Биииитлз»…
Мы подъехали к областному сельхозуправлению, и к машине быстрым шагом пошел знакомый моих родителей, Васильвасилич