заглохли, поскольку ее величество и впоследствии относилась ко мне так же любезно, как и во время этого непредвиденного случая.
С тех пор каждый год 1 января мы получали поздравительную телеграмму или какой-нибудь сувенир от кронпринца: небольшой его портрет верхом, его фотография с невестой, три или четыре акварели с изображением старинной формы, которую носили его полки, портрет его старшего сына. Однажды, когда я оказалась проездом в Берлине, его императорское высочество, узнав об этом, позвонил мне по телефону и пригласил «пойти вместе со мной и моей женой на пьесу и поужинать». Я приняла приглашение, и они заехали за мной совершенно без церемоний, кронпринц зашел за мной в отель, а затем проводил до дверей. Мы спокойно и приятно провели вечер. Кронпринц очень любезно обращался со своей женой, и они казались подходящей парой. Примерно год спустя, когда они посетили Россию, у меня создалось такое же впечатление. Но я скорее была готова поверить в его пороки, чем в добродетели, так что, когда началась война, я без малейших колебаний выбросила те подарки, которые он присылал нам в течение десяти – двенадцати лет.
Однажды кронпринц чуть не оказал мне плохую услугу, которая могла бы привести к весьма плачевным последствиям, если бы не рыцарство и смышленость русских. Это произошло в начале февраля 1915 года. Однажды меня позвал к телефону генерал Раух, наш старый испытанный друг, в то время занимавший важный пост в военном ведомстве столицы. Он умолял меня принять его незамедлительно и наедине. Я согласилась, в душе удивляясь его странной просьбе. А когда несколько минут спустя он появился, выглядел более озабоченным и мрачным, чем всегда.
Я спросила:
– Что за тайна, дорогой генерал? Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Нет, – ответил он, – разве что ответить на несколько моих вопросов. Вы ждали каких-нибудь сообщений из-за границы?
Я принялась перечислять различных членов моей семьи, регулярно писавших мне, но Раух перебил:
– А нет ли у вас корреспондента в Германии?
– Нет, – ответила я.
– Тогда можете ли вы мне объяснить, что это такое? – спросил он, доставая из своей полевой сумки большой конверт. – Может, он адресован кому-то другому?
Я взяла конверт и прочла адрес.
– Я единственная княгиня Кантакузина, урожденная Грант. Он предназначен мне, причем адрес написан чрезвычайно своеобразно: только «С. – Петербург, через Румынию». Он запечатан большой красной печатью с буквой «В» и немецкой императорской короной. Да, я с уверенностью могу сказать вам, генерал, что вы найдете, если откроете его; это будет портрет немецкого кронпринца или какая-нибудь связанная с ним картина. Он посылает мне подобные сувениры каждый год на 1 января. В этом году я ничего не получила, но, должна признаться, надеялась, что его императорское высочество в достаточной мере обладает умом и благородством, чтобы понять, что в военное время его подарок неуместен и может даже скомпрометировать.
Возможно, мне это прислали из-за глупости какого-нибудь отвечающего за подобные дела секретаря, оставленного в Берлине;