над лодкой со злорадным скрипом пролетают чайки, похоже, что они смеются.
Вопрос, где забрасывать сеть, споров не вызывает. Феофан знает глубины и луды, ветер и волны достаточно хорошо. Наверняка есть для ловли места и получше, но их с помощью одного только опыта не найти, нужна удача – до сих пор она Феофану, как правило, сопутствовала. Вскоре сети поставлены. Под водой их удерживают плотно обвязанные веревками камни, верхнюю часть держат на плаву деревянные поплавки и кухтыли – полые стеклянные шары в оплетке.
Мужчины гребут обратно в порт.
За лодкой тянется едва заметная рябь. Феофан единственный, кто это замечает, но и он не знает, что лодку сопровождает метровая щука, настоящая владычица озера, которую не сумели поймать ни в эстонское время, ни в царское.
Невзирая на то, что преждевременные приготовления многими считаются плохой приметой, там-сям уже точат ножи, заготавливают соль и ведра, отскабливают решетки коптилен, даже закладывают в топки дрова. В прежние времена в обычае было рыбу сушить, вялить и хранить в бочках, но в предвоенное десятилетие пришло понимание, что лучше копченой рыбы ничего нет – и вкусно так, что язык проглотишь, и сохраняется хорошо и долго.
За домом Архипа между маленьким яблоневым садом и длинными грядками несколько коптилен – все сложены из красного кирпича, потемневшего от сажи и копоти. По традиции за них в ответе бабушка Акулина, однако истинный мастер здесь Богдан, которого по обыкновению не взяли на озеро. Проворно взлетает топор в его руке – никто не знает, как ему удается точно попадать по полену, видать, сам топор в помощь. На растопку идут сухие полешки, поверх мелко наколотые щепки ольхи, краснеющие в местах сруба; ольха – единственное дерево, в котором, как и в человеке, течет кровь, но что поделаешь, приходится рубить и сжигать. Да в окрестностях деревни ничто кроме ольхи и не хочет расти, может, только в местах повыше и посуше какая сосна вырастет, низенькая ель или одиночное лиственное дерево с особо упорным характером.
– Ну чего мелко-то так… не стОит! – ворчит бабушка.
Богдан не уступает:
– СтОит, стОит… иначе как эти насквозь мокрые дрова загорятся…
– Хватит, сынок, довольно! Не на всю ж деревню…
Вскоре полешек более чем достаточно. Но Богдан не унимается – собрался надрать большую охапку крапивы, но тут уж бабушка решительно противится – рано ведь, завянет и не придаст копченой рыбке золотистого блеска. Крапива – творение Господа, хоть и обжигает, но не дело ее без нужды губить.
Богдан пристраивает очки между веток яблони. Что-то бормочет, растягивается, делает стойку на голове, потом с закрытыми глазами начинает подбрасывать в воздух березовые полешки и ловить их. Большинство ловит, редкие падают на землю. Бабушка качает головой – занять бы его чем-то полезным, да в голову ничего не приходит.
С улицы слышен звук мотоцикла.
Богдан, как раз расстеливший на земле старый коврик и усевшийся на нем в позе портного, поворачивает голову. Он не ошибся, тарахтение прерывается возле