я смогу?
В одиночку.
Потом внезапно меня пронзила другая мысль, от которой сделалось как-то странно на душе.
А вдруг всё закончилось? Что тогда?
Чувствуя неясную грусть, я много времени лежал и думал о Катрине. Внутри меня бушевало царство противоречий и разногласий между чувствами и моралью.
Она оставила мне рану, которая не затянется никогда. Где-то в глубине моего сердца всегда теперь будет жить черный как уголь осколок воспоминаний о ней.
Катрина Вэллкат. Сербская наемница лордоков. Она ушла раненая. О дальнейшей её судьбе мне ничего не известно.
Глава 3. Ex sanguis2
Скрыть наши истинные чувства труднее, чем изобразить несуществующие.
В толще мутной красной жидкости что-то встрепенулось. Белые пальцы сжались в кулак. Расплывчатый силуэт развел жидкость руками и устремился вверх.
Кровь исторгла окрепшее бледное тело во тьму подвала.
Обагренная кровяным раствором Катрина вынырнула из полусмерти. Полная сил и не снедаемая болью ран. Она взялась за края резервуара и невесомо подтянулась на мостик.
Алая жидкость ручьями стекала с неё. Густой запах железа поднимался над Катриной вместе с паром.
В зрачках сапфировых глаз блеснул tapetum lucidum3 – взгляд брюнетки выхватил из темноты немаловажную деталь, объясняющую обстоятельства, в которых очнулась Катрина. Поодаль, у стены подвала лежала уродливая груда тряпья. В нелепых позах, сваленные одно на другое там валялись обескровленные трупы, ещё не тронутые тленом.
Похожие груды тел Катрине доводилось видеть в прошлом. При разных обстоятельствах. В одном случае это были расстрельные ямы, над которыми фашисты казнили евреев и славян4. В другом – крайняя мера, практикующаяся как акт исцеления в закрытом сообществе, частью которого являлась она сама.
Катрина пересчитала убитых. Столько разом загубленных душ ради продления её существования.
Она посмотрела на свои окровавленные руки и решила, что хочет это смыть.
Из подвала она поднялась на второй этаж в просторную ванную комнату, выложенную светлой плиткой. Она обнаружила, что в доме нет электрического света, но кто-то зажег повсюду свечи.
Внизу слышались разговоры и отголоски торжества. Очередного пустого и бессмысленного приема, призванного подчеркнуть единство и дружность кланов. Этот символический обычай носил весьма практичное свойство отвлекать всех от памяти о смутных временах, когда будущие лорды-маршалы враждовали и не могли поделить территории ореола своего обитания.
Пышные сугробы пены заполняли ванную, окруженную светом свечей. Катрина остановилась напротив зеркала, перед которым на столике с умывальником стоял бокал и бутылка Шато Мутон-Ротшильд. Огонь играл на золотой грозди винограда в руке фавна на этикетке. Урожай 1947 года. По выбору