Ее даже по областному телевидению показывали в передаче «Педагоги-новаторы» и с доски почета «Ими гордится район» не снимали. Вот и модничала. А тут…
Виктор взял в руки толстый альбомчик с фотографиями, лежавший на нагретом солнцем столике. По приезде в Германию он страстно увлекся фотографией и щелкал все подряд. С каждым годом снимков становилось все меньше и меньше. То ли он перестал удивляться окружению, то ли Лерка разлюбила позировать. Интерес к собственной внешности у нее таял постепенно. Если на снимках первого года иммиграции она всегда была подкрашена, с длинными ухоженными ногтями, в разных нарядах, с ювелирными украшениями, то спустя год – без маникюра, с коротко остриженными ногтями. Еще через год – уже без «портрета лица». А вот и совсем «приехали»: джинсы, кроссовки, мешковатые футболки, неизменный хвостик, скрученный рыжей мохнатой резинкой и в ушах – одни и те же скромные сережки-сердечки. И духами французскими она не пользуется, отдает предпочтение дешевым дезодорантам.
Как-то он спросил жену, почему та не прихорашивается. В ответ услышал: «А кто меня видит?». Кто ее видит… А он, значит, уже не в счет? То, что он видит, это начхать!
Конечно, жизнь в Германии не способствует повышенному вниманию к собственной внешности. На немок глядючи, и наши бабы постепенно сливаются с окружающей средой. А, с другой стороны, и в самом деле, куда она ходит? Работа – дом – работа. Да и работа еще та: уборка четырех бюргерских домов… М-да…
В дверном проеме мелькнул уже застегнутый на все замки чемодан Виктора.
– Ты костюм-то не выложила? – забеспокоился он.
– Не посмела, Ваше Высочество.
Лера уже давно не спорила с мужем. Спокойно реагировала на все его закидоны. С тех пор, как у Виктора начались проблемы с сердцем, и доктор Клебст предупредил о возможности «самых серьезных последствий», она избегала обострения отношений.
– Не посмела она, – подумал Виктор. – Не хочет нарываться. Со всем соглашается, будто я смертник какой. Вот настояла на поездке в санаторий: «Расслабишься, восстановишь силы, получишь заряд энергии и бодрости». Небось, отдохнуть от меня мечтает, а не жизнь мне продлить. Может, и лучше будет, если я сдохну. Получит пенсию по вдовству, не надо будет чужие дома вылизывать.
Виктор был недоволен жизнью, соседями, родными и злился на весь белый свет. Может, потому, что так и не нашел себя на земле предков, получая подачки от государства и ностальгируя по прошлому, где он был уважаемым человеком – главным налоговым инспектором района. Ему кланялись, льстили, дарили подарки. И чего его понесло в эту Дойчландию? Кум Яшка уговорил: «Все наши едут. Чего тебе одному оставаться? Там человеком себя почувствуешь». Почувствовал, мать его!!!
А Лерка не ропщет, не упрекает жизнью, загубленной на чужбине, и это бесит еще больше. Ведь именно он настоял на их переезде, пообещав жене молочные реки и кисельные берега. И вот итог: головокружительная