образумить шелупонь, место старшим не уступающую, клешни разбрасывающую по всему салону, музыкой своей оглушащую окружающих. Так нет, зыркают на него, демократы обделанные!
От пота рубаха прилипла к спине. Лето Виктор не любил. Впрочем, он ненавидел и все остальные времена года. В Германии ведь и зима – не зима, и весна – не весна, и осень – не осень. Пародия сплошная. Все не как у людей. Тут даже времена года начинаются не первого, а двадцать первого числа. Черти что!
Слава богу, прибыли. Вокзальный термометр показывал +30. Что же тогда будет в Баварии? Там он со своим сердцем совсем копыта отбросит. Ну и пусть. У Лерки руки развяжутся. Найдет себе бойфренда и оживет, а то ведь не баба, а восковая фигура из музея мадам Тюссо.
Сплюнув на раскаленный асфальт, Виктор вошел в здание вокзала. Купил в киоске газету «Эмигрант» и двинул по подземному переходу к своей платформе.
Меж билетных автоматов, как муха в кипятке, металась бабулька в платочке. «Ну, точно из наших, – подумал он. – Потеряла сопровождающих и с ума сходит».
Та, увидев в руках Виктора газету с русским шрифтом, бросилась ему под ноги подстреленной чайкой: «Мил-человек, помоги, я же вижу, что ты наш!».
«Странно, – подумал он. – Из чего это видно? Одет прилично, выбрит, подстрижен, рта еще не открывал, а, поди ж ты, – «наш»…
Старушка мертвой хваткой уцепилась в его локоть и на одном дыхании поведала, что едет к старшему сыну от младшего, который ее в электричку посадил и дал в руку билет, купленный вчера. Контролер билет этот забраковал, стал штраф требовать. А денег у нее с собой нет, так как старший сын должен был ее через час у себя на вокзале встретить. Вот бабулю и высадили на этой станции. Хотели затянуть в участок, чтобы штраф оформить, но она от страха стала сознание терять, так как полицаев боится еще с военного детства. Испугавшись, что бабка отдаст концы, контролер отвязался. Вот она теперь и наматывает круги по незнакомому вокзалу, не зная, что дальше делать.
Виктор покачал головой: бедные наши люди – ни языка, ни законов не знают, а все равно по миру шастают. Он купил старушке билет, отвел ее к нужному поезду, посадил в вагон. Та перекрестила Виктора:
– Спасибо, сынка! Пусть тебе бог помогает!
– И вам не хворать! – попрощался он и, насвистывая «Марш энтузиастов», направился к своей платформе.
А вот и он, мюнхенский, стоит голубчик. Виктор вошел в вагон для некурящих, там никого не было. Слава тебе господи! Хоть немного проедет в тишине и покое. Он выбрал самое удобное место в центре вагона, достал ручку, развернул «Эмигрант», стал разгадывать сканворд.
Поезд плавно тронулся. Заработали кондиционеры. Виктор облегченно вздохнул. Нагретая солнцем голова работала плохо. Ну, не знает он ни самой большой реки в Бирме, ни типов старинных парусных суден. Вот если бы спросили что-нибудь о налогах, он бы тут же ответил. Но о них его никто не спрашивал, потому