начале февраля тридцать восьмого какие-то серые люди, все сплошь грузины, приехали к нам в совхоз и «освободив» кабинет главного технолога от его хозяина, по очереди разговаривали с начальниками цехов, участков, мастерских, с простыми рабочими и виноградарями. Директор, Соломон Ионович Миль, сказал нам с Контрадзе, что эти люди приехали из Телави по заданию самого Серго Гоглидзе, знаменитого «гроссмейстера» НКВД, только что награждённого орденом Ленина, и ищут саботаж. Миль был очень зол, его щёки пылали, глаза сузились, а губы, и без того кривые, выплясывали поминутно, изображая то гнев, то горе, то решимость «прекратить это безобразие». Серые люди исчезли, а директор всё не мог никак успокоиться, на совещаниях был задумчив, и признался завцехом Яхно, что поедет с жалобой в ЦК Республики. Там у него есть хороший знакомый, старый большевик Шио Чеишвили, он разберётся, что это за заговор такой и кто вредитель.
***
В самом начале мая 1938 года, по заданию директора, я поехал в Тетри-Цкаро делать заказ на бочки и должен был вернуться через несколько дней, но зарядили плотные дожди и Кура вышла из берегов. Мир вокруг стал погружаться в пучину мутной воды, многие уже без иронии говорили: «Потоп!». Селение Скра и вовсе превратилось в топкое болото, овцы, куры и собаки спасались на крышах, от дома к дому жители пробирались на лодках. Тетри-Цкаро отрезало от внешнего мира, были повалены деревянные столбы, несущие электрические и телефонные провода, город погрузился в первобытную тьму, лишился связи с Тбилиси. А единственная дорога к городу была завалена камнепадом и забита грязевыми потоками с гор.
Я жил у гостеприимного заведующего бочарной мастерской Георгия Мгеладзе и его жены Лии. Вся работа встала, и нам ничего не оставалось делать, как часами сидеть втроём на просторной веранде второго этажа его дома и вести разговоры. Я много узнал от Георгия о дубе и тонкостях бочарного мастерства. Мы спорили о роли бочки в выдержке и созревании вин и без устали дегустировали, сравнивая бочковое вино, которое так любили Мгеладзе с тем, что сохранялось в квеври. Мы выпивали по семь-восемь кувшинов за день, и следует признать, калбатоно Лия от нас не отставала. А лобио с кинзой и солёные зелёные помидоры у неё никогда не переводились. Я же рассказал Мгеладзе о нашей с Константином идее создать Великое Вино, скромно заметив, что мы, может быть, уже близки к этому. На это батоно Георгий ничего не сказал, только с любопытством и тревогой посмотрел на меня. Под эти разговоры было выпито очень много ркацители и цицки, съедено немало хлеба с солёными помидорами.
Через семь дней непрестанного дождя небо начало проясняться. Потоки вокруг продолжали бурлить, дорога была до сих пор блокирована, но Георгий, пристально посмотрев на меня, сказал, что на следующий день, рано утром мы отправимся в одно удивительное место. Как ни странно, Тетри-Цкаро, хотя и был отрезан от внешнего мира стихией, но даже в потоп из него можно было попасть в мир горний. Всего в пяти километрах от селения, где мы спасались как библейские звери на Ковчеге, в лесу,