виноделами и сыроварами трубы архангельской.
Красным сортом винограда, растущим здесь повсеместно, является саперави. Молодое вино из этого сорта, называемое «маджари» меня никогда не впечатляло, но, когда я попробовал «Мукузани» из устья реки Иори, я стал уважать саперави, умеющий так красиво вызревать и стареть в бочке. Тяжёлое, сложное, шоколадно-мускатное «Макузани» может доставить истинное удовольствие самому капризному гурману.
Именно эти сорта – ркацители и саперави – составляли большую часть посадок в совхозе. Лучшим участком для виноградников считался холм Савети, а верховодил на нём мой друг Константин Контрадзе.
15 марта 1935 года за выдающиеся успехи, достигнутые трудящимися республики в области сельского хозяйства и промышленности, Грузинская ССР награждена орденом Ленина. В связи с этим событием, в совхозе «Самшобло» прошёл торжественный митинг с концертом. Митинг открыл какой-то важный и очень толстый гость из Тбилиси, говоривший о том, что Советская Грузия должна стать мировым центром виноградарства, виноделия и чаеводства. После его отъезда, нас собрал довольный директор (только что получивший благодарность от руководства) и сообщил, что в целях обмена опытом с французскими трудящимися, виноделы и виноградари Грузии командируются в Бордо. От нашего совхоза членами делегации станут заведующий производственным цехом Вячеслав Яхно, главный технолог Иван Зуй и начальник опытного участка Константин Контрадзе. Костя после этого известия ходил, высоко подняв голову, подкрадывался к девушкам и хитро щурясь спрашивал, что бы они хотели, чтобы он привёз им из Парижа. В итоге его популярность выросла до невообразимых высот.
Однако, кандидатуру Контрадзе не согласовали на самом верху. В итоге составилась делегация из восьми человек, четверо из которых были партийными руководителями из Тбилиси, а один – из Гори. От нас поехали только Яхно и Зуй.
Грузины часто повторяют, что не бывает плохого вина, бывает вино, которое не нравится, но я замечал, что они при этом лукаво щурятся. До того дня, как я попробовал дешёвое бордо, сделанное из недозрелого урожая каберне фран и мерло и передержанное в древней, почерневшей от времени дубовой бочке, я знал только один вид откровенной бурды, тот, что мы между собой называли "слив". Этот самый слив вырабатывался из самого плохого винограда разных названий, не отвечавшего даже требованиям третьего сорта, неспелого, часто, наоборот, перележавшего на жаре или даже местами подгнившего. Предназначался этот «слив» для производства креплёного спиртом напитка, отпускаемого на разлив. Часто на гниющий виноград налетали тучи насекомых, и сок отжимали прямо с ними, после чего добавляли изрядную порцию свекольного сахара и виноградного (а иногда и плодового) спирта, так что о достойном вкусе и запахе речь уже не шла.
Но привезённое из вояжа бордосское шато, разлитое в полуторалитровые магнумы тёмного стекла, претендовало на гордое звание вина, о чём свидетельствовала беззастенчивая надпись на этикетке: