лукавого уйти!
Сладок воздух, тесны кельи,
На траве медведь лежит!
Празднуй, празднуй новоселье
Убегающий во скит!
«В зоологических садах орлы…»
В зоологических садах орлы,
В тяжелых кольцах, сонные летают,
С прута на ветку – будто со скалы —
Перелетят и снова засыпают.
Как мне скучна их царская краса
И декорации глухой печали,
И пар над Альпами, и небеса,
Что раздираемых ягнят видали!
Я маленькую птицу, воробья,
Поймаю в клетку, напою водою.
Пусть он чирикает, поет. А я
Окошко разноцветное раскрою.
«Так тихо поезд подошел…»
День был ранний и молочно-парный.
Так тихо поезд подошел,
Пыхтя, к облезлому вокзалу,
Так грустно сердце вспоминало
Весь этот лес и частокол.
Все то же. Дождик поутру,
Поломанные георгины,
Лохмотья мокрой парусины
Все бьются, бьются на ветру,
А на цепи собака воет,
И выбегает на шоссе…
Здесь, правда, позабыли все,
Что было небо голубое.
Лишь помнит разоренный дом,
Как смерть по комнатам ходила,
Как черный поп взмахнул кадилом
Над полинявшим серебром.
И сосны помнят. И скрипят,
Совсем как и тогда скрипели, —
Ведь к ночи ранние метели
Уж снегом заметали сад.
«Так беспощаден вечный договор…»
Анне Ахматовой
Так беспощаден вечный договор!
И птицы, и леса остались дики,
И облака, – весь незапевший хор
О гибели, о славе Эвридики.
Так дни любви обещанной прошли!
Проходят дни и темного забвенья.
Уже вакханок слышится вдали
Тяжелое и радостное пенье.
И верности пред смертью не тая,
Покинутый, и раненый, и пленный,
Я вижу Елисейские поля,
Смущенные душою неблаженной.
Ночи
Как трудно вечером дышать
И думать! И ночами тоже,
Когда чугунная кровать
Совсем на катафалк похожа.
А в комнатах, во тьме ночной
Какая тишина! Ты слышишь, —
Лишь за шкафами, под стеной
Скребут отравленные мыши.
Слабея, с ядом на зубах,
Грызут зеленые обои…
Я только слушаю. Но страх
Мне тоже не дает покоя.
И так всегда. Встаю тайком,
Иду скрипучими шагами
К окну, – и вижу за стеклом
Простое розовое пламя.
И страшно грустно, близко, тут,
Под окнами проходит пенье, —
То братья бедные бредут
На Волково успокоенье.
Ведь только тюльпана упал цветок,
Лишь белой луной засветились плиты, —
– Быть может, сюда не входил никто,
Но завтра