рассказывать, что видел.
– Понимаешь, это небо… наверху желтое, как прованское масло, а снизу красное, красное… и я туда лечу… Это нехорошо… предзнаменование.
Он улыбнулся.
– Фу, баба, вот весь ты тут, – сердито сказал Лодыгин, – еще на войну. Тоже!.. Тебе на печке сидеть, да с няньками сны гадать.
Поехали очень просто, не так, как ожидал Сережа, без всяких приготовлений, на перевязочный пункт. В мотор сели доктор, две сестры из Петрограда, Лодыгин и Сережа. Шоссе было изрыто и попорчено, но автомобиль летел, как стрела.
Ехали долго и все молчали.
– Ага, жарят, – вдруг желчно сказал доктор.
– Что это?
– Бой… слышите грохочут. Уже несколько суток, – не унимаются, черти.
– Да, я давно слышу, – проговорил Сережа.
Ему казалось, что грохот этот, сначала слабый, как далекий гул, растет с неодолимой силой и быстротой.
Опять все замолчали.
Наконец Сережа спросил:
– Где же это… близко?
– Да, сейчас приедем. Однако же вы – неженка, – и доктор с усмешкой взглянул на его бледное лицо, – вам самому надо валерьянки прописать.
Сережа отвернулся и сухо сказал:
– Нет, у меня только сердце скверное.
Временным перевязочным пунктом служила большая и светлая изба.
Отряд встретила сестра милосердия, растрепанная, без платка на голове, вся обрызганная кровью.
– Ради Бога, а же не могу, я сама здесь с ума сойду, ведь никого нет, доктора нет, раненые стонут… надо скорее перевести пункт, здесь опасно…
Доктор дал ей все сказать и потом холодно проговорил:
– Успокойся, сестра… Пункт в безопасности. Врачебный персонал налицо. И нельзя же так теряться.
У сестры выступили на глазах слезы.
– Да, попробовали бы вы здесь… с раннего утра… сестра Перфилова ушла… Стеблова больна… я больше не могу, я не могу.
– Успокойтесь, сестра, – уже строго повторил доктор и прошел вперед.
Раненые лежали на шинелях, на полу, стонали и всхлипывали.
Доктор спокойно и привычным взглядом оглядел избу.
– Ну, тут со многими не долго возиться… не надо нервничать, сестра…
Он повернулся к шедшему за ним Сереже:
– Стебницкий, этому ногу… надо перевязать немедленно.
И он указал на лежавшего без памяти солдата, с окровавленными бесформенными ногами.
– Да… хорошо, – торопливо ответил Сережа.
Он стал на колена, достал бинт и хотел начать перевязку.
«Как же, промыть ведь надо… или так».
Он заглянул солдату в глаза. Глаза были закрыты и лицо совсем белое. Один тонкий и длинный ус был прикушен в тесно сжатых зубах.
«Нет, надо бинт перекрутить»…
Доктор, горячо упрекая в чем-то сестру, вместе с ней подошел к Сереже.
– Ну что, готово?
– Нет… он кричит и пить просит.
Доктор резко остановился и побагровел.
– Да