Петроград… Петербург… это все одно. Просто это кончился девятнадцатый век… и вот все мы уже не нужны»…
Издалека он узнал быстро шедшего ему навстречу Лодыгина. За несколько шагов тот, веселый и красный, замахал ему руками.
– Прощай, прощай, Сергей…
– Отчего?
– Еду послезавтра на войну с нашим отрядом. Ты не веришь, как я рад… Не могу больше здесь сидеть.
Сережа пожал ему руку.
– Ну, поезжай… Я, может быть, тоже скоро там буду… возьмут.
– Что ты? Ты ведь не на первом курсе? Тебя не возьмут… не знаешь, что ли?
– А, так. Наверно?
– Да, уж поверь мне. Не хочешь, брат? Пороха не нюхал? Эх, махнул бы со мной, вот это – дело. Что здесь киснуть!
– А разве мне можно?
– Отчего же нельзя… поезжай в Варшаву, там я тебя устрою. Ты ведь был год в медицинке?
– Да. Послушай, я поеду.
Лодыгин широко улыбнулся.
– Правда? Что это с тобой?
Сережа снял фуражку, провел рукой по волосам и сел на гранит над Невой.
– Так. Все равно я поеду, мне надо, только с тобой вместе.
– Ну, разумеется, со мной… Да ты серьезно или морочишь только.
– Нет, видишь, я очень хочу… очень хочу. Все-таки ведь это – раз в жизни.
– Да уж, для тебя второй такой войны не устроят.
– Ну, да, – ласково улыбнулся Сережа, – я поеду. Я позвоню тебе завтра.
Вернувшись домой, Сережа зашел в комнату матери и, насколько мог, просто и весело сообщил матери о своем решении. Анна Николаевна сначала не поверила, а потом принялась браниться и плакать о том, что вот все, все у Сережи так, что он конечно – помешанный и никогда ее не слушает и не советуется с ней. Маруся тоже негодовала и настаивала, что ехать на войну бессмысленно, а России можно служить и здесь.
– Ах, оставьте меня ради Бога! – вдруг закричал Сережа, – я поеду не для России совсем, не для вас, ни для кого… поеду потому, что хочу…
Он убежал к себе и хлопнул дверью.
В его комнате все было убрано. По стенам висели лубки и Врубели, слегка пахло табачным дымом. На столе лежало письмо. Он прочел адрес. Узнав почерк, отложил его и сел в кресло, и долго сидел, ничего не думая и сложив руки на коленях. Потом встал, подошел к зеркалу, зажег электрический рожок и стал смотреть на себя.
«Вот, хотел иначе причесываться… волосы больше на лоб – теперь не надо, все равно. – Он видел свое бледное и худое лицо с мягкими волосами, и ему было жаль себя. – Убьют… и вот никогда здесь больше стоять не буду… Нет, не убьют»…
Сережа взял письмо и вскрыл его.
«Милый, приходите завтра на выставку. Будет очень…»
Он улыбнулся и громко сказал:
– Вот и не пойду, вот и не пойду…
И сейчас же подумал:
«Как приятно и как странно говорить одному громко. Все-таки это очень хорошо – то, что со мной случилось»…
Лодыгин ехал в санитарном поезде и оказалось, что Сереже сопровождать его нельзя. Они условились встретиться в Варшаве. Дорога была долгой, но не скучной, – уже на вокзале