– наши… верно победа…
Ему было легко и не больно. Он хотел подняться, но ни голова, ни руки не слушали его и будто свинцовые лежали на земле. Все тело ныло и слабело.
По небу летели быстрые, беглые облака, разрывались, и тогда был виден голубой легкий воздух.
Сережа казалось, что эти облака – все жестяные и бегут вдогонку одно за другим, сталкиваются, звенят и ломаются.
«Зачем они так летят. Как бы хорошо так лежать… а вот эти жестянки… Я ранен… но легко… это – пустяки. Снесут на пункт… вылечат… А вдруг не найдут… Нет, найдут. Как не найти. Вот бегут уже»…
Мимо пробежал человек с повязкой на руке. Сережа хотел позвать, но голоса не хватило. Он только со страшным усилием приподнялся и опять упал на землю.
«Ну, ничего… найдут после… все равно… найдут».
Голова его слабела.
Он лежал в темной луже крови, ничего не думал и умер, смотря мутными большими глазами в небо.
Свет на лестнице
Рассказ
Ксения Петровна волновалась. Ей и хотелось испытать то, о чем раньше она только слышала и читала, и немного страшно было. Сегодня вечером она должна пойти к Высоцкому одна на его холостую квартиру. Они познакомились совсем недавно, и Высоцкий сразу влюбился. Присылает цветы, пишет. Ксения Петровна сначала не обращала внимания и даже пробовала сердиться: как же, Володя, муж ее – на войне, родину защищает, а она тут изменять ему будет?
Володя – милый, нежный. Как он, прощаясь с нею, все руки ее целовал, в глаза смотрел, ласковый, грустный, и спрашивал: – Не забудешь? Не разлюбишь?
И вот, случайно у Зины Кон, своей подруги по институту, Ксения Петровна встретила Высоцкого. Он ей не понравился, показалась неприятной и его манера говорить, медленно и с какой-то аффектацией и этот еле уловимый польский акцент, и взгляд, томный и упорный.
За чаем он сидел с ней рядом, не сводя с нее глаз, все говорил, говорил, не умолкая, несколько вычурно и театрально. И когда Ксения Петровна встала, он просил проводить ее домой.
Зина Кон в передней отвела свою подругу в сторону и шутливо сказала:
– Поздравляю… Победа… Только gardez-vous, ma-dame… Про него такое говорят. Дон-Жуан!
Ксения Петровна покраснела.
– Глупости!
По дороге Высоцкий стал говорить о своей любви, об этом странном, налетевшем откуда-то чувстве.
– Я не знаю, что со мной. Этого никогда не было… Как только вы вошли, я понял, что вас люблю.
Ксения Петровна пожала плечами.
– Право, это странно даже… Я, право, не привыкла.
Они простились сухо. Высоцкий даже не поцеловал руки.
Но на следующий день он прислал большую корзину ландышей. Ксения Петровна очень любила ландыши и невольно обрадовалась подарку. Потом пошли записки, письма, еще цветы. Он попросил разрешения быть у нее, – она позвала его днем пить чай. Все, кажется, было очень хорошо.
Ксения Петровна напудрилась и прихорошилась и накрыла стол белой, твердой, как дерево, скатертью, купила французского печенья, – но Высоцкий чем-то остался