тихое и спокойное счастье… Высоцкий открывал ей новый и заманчивый мир, и, слушая его рассказы и признания, Ксения Петровна иногда ловила себя на каких-то нехороших мыслях…
Она вышла и позвала извозчика.
– Лучше, чем в трамвае, а то он встретит, может быть. Увидит еще, что я пешком… И зачем все-таки я ему обещала?..
Извозчик ехал тихо, по-дешевому. Пахло весной и близким морем. Ветер дул мягкий и нежный, и гнал с запада огненные, широкие облака.
– Не поеду больше… Еще Володя как-нибудь узнает… Но он милый, этот Высоцкий… И, кажется, он меня, правда любит…
– Извозчик, к 16-му номеру, у подъезда…
Ксения Петровна вошла и небрежно спросила:
– Здесь живет г. Высоцкий?
– Да, пожалуйте, – швейцар в галунах отворил дверцу лифта.
«Вот, вся пудра с носа сошла, и глаза красные какие-то», – успела разглядеть себя в зеркальной клетке Ксения Петровна.
На площадке третьего этажа ее уже ждал Высоцкий.
– Дорогая моя, как я счастлив… И как я вам благодарен.
Ксения Петровна была слегка смущена. Эта роскошь входа, ковры, цветы, эта блестящая передняя, без шкафов с пыльными картонами над ними, – все ей было непривычно.
– Да? Вы меня ждали? Чудесная погода, я с наслаждением проехалась.
Высоцкий помог ей снять легкое пальто, нежно, как драгоценность, взял ее ридикюль.
– Пройдем в кабинет…
В кабинете было полутемно. В углу в камине по углям ползали синие огни.
Были видны мягкие, глубокие кресла, шкуры, оружие по стенам. Пахло горьким сигарным дымом и цветами.
– Вот здесь я живу, здесь я скучаю, – слегка нараспев сказал Высоцкий и закрыл руками глаза, будто задумавшись или плача.
– У вас хорошо…
– Теперь – да. Когда вы здесь.
– Ну, что вы…
Она села.
Высоцкий изредка, будто сам с собой говоря, ронял короткие, обрывистые фразы, слегка печальные, слегка восторженные, и опять умолк.
– Пойдем закусить. А потом… вы у меня еще посидите… долго, долго…
И взяв ее слабую руку, он медленно поднес ее к своим губам и заглянул в глаза просительно и томно…
В столовой, на сияющей скатерти были расставлены изысканные угощения.
Ксения Петровна быстрым взглядом все осмотрела и оценила.
– Хотите икры. Вот вино, – теперь это редкость. У меня его еще много…
Она чувствовала себя неловко, – одна у этого чужого ей, недавно встреченного человека.
Все стесняло ее. И говорить нечего. Он изливается о своей любви и своей грусти, а она – о чем она будет говорить? Вот, с Володей она никогда не молчала, все рассказывала что-то, вспоминала… Милый Володя, дорогой, никого кроме него она не любит!..
– А знаете… у меня от мужа уже три недели вестей нет.
Высоцкий участливо спросил:
– Да? А Владимир Константинович на каком фронте?
– Не знаю… Был где-то за Варшавой… Теперь не знаю.
– Ну даст Бог, все будет благополучно…
Он помолчал и вздохнул.
– Как