велела два бокала
тонко отшлифованных в Мурано.
И под звук далекой серенады,
запретив улыбки и вопросы,
распустила вьющиеся косы,
темные, как ночь Шахерезады.
И вином наполнила до края
два бокала, легкие, как пена…
Было тихо… Лишь у гобелена
раздавался шепот попугая.
И с неясной сказкою во взоре
Говорила, чувствуя румянец:
«Не придешь, о гордый иностранец,
Любоваться мною, как в соборе?»
Из венецианского альбома
Однажды вечером, в кафе у Флориана,
Мы встретились по странной воле рока.
С улыбкою затравленного Пана,
Пропитанный удушливым Сирокко,
Напомнивший мне чем-то робость лани;
И, опустив бровей густые арки,
Он слушал, полулежа на диване,
Звучавший вдалеке сонет Петрарки.
Вторично мы увиделись у дожей.
В толпе туристов прибыльного лета,
Томящийся, на прочих непохожий,
Он замер перед Вакхом Тинторетта.
Впивая до последней капли пота,
До вскриков, заглушенных сиплым лаем,
Восторги самоцельного полета,
Который навсегда неповторяем…
Мы вскоре познакомились на Лидо,
Спасаясь от жары в стабилименто…
Сверкала наготой, как Энеида,
Прибрежья исчезающая лента…
На фоне полновластного прибоя,
Окутанного рвущеюся пылью,
Я понял глубину его покоя
И волю, обреченную бессилью.
А вечером, когда по пятнам мелей
Прошла луна, рожденная недавно,
И в зелени пирамидальных елей
Стал бледен обнаженный профиль фавна,
Мой спутник, изнывающий, бескрылый,
Вернувшийся, как собственное эхо,
Смеялся утомительно и хило
Остатком недосмеянного смеха.
Мне кажется, в безумии исканья
Еще никто так не любил контрасты,
Как души, в глубине всеотрицанья
Построившие замкнутые касты.
Судьба, не отвечающая стону —
(Кто б мир не раздробил на казематы!),
С настойчивостью, родственной закону,
Ломает недокованные латы.
С тех пор я не слыхал его походки
Ни в гулкости холодного базальта,
Ни там, где проплывающие лодки
Ласкают переброшенный Риальто.
Венеция
Уже длинней и легче стали тени,
Мосты упруго изогнули спины,
Прошел мошенник с шапкой на бекрени,
И чудаки одели пелерины.
И все сильней античные дурманы,
Холодный мрак безжалостно расколот,
На мертвой башне быстрые Вулканы
Приподняли и опустили молот.
И ты так строго, так неуловимо
Хранишь на всем старинные печати,
А помнишь, как ты отняла у Рима
Литых коней монументальной рати,
И как потом, благословив