свой последний крен,
бьют хвостами киты, растворяются в синеве.
Море космоса, космос музыки в ноябре.
Телепорт, из которого падают души вверх.
У каждой пристани
У каждой пристани словно по рукаву – в них дышат ожившие, тени к ветрам плывут. И дети хохочут, и стайкой несутся к маме.
И в этом вселенском, вмещающем всех кармане весна окунается золотом в синеву. У писем воздушно-капельные пути: глотаешь
по фразе, стремишься не пропустить. И если размыты буквы – попало море. Мы живы, мы руки раскинули на просторе: шуты, моряки, открыватели новых птиц.
Толкай меня в спину, рискуй со мной, балагурь – в кармане
Вселенной нам хватит и слов, и бурь. И нежности хватит,
и паруса, и объятий.
И смелости – главное, смелости – тоже хватит
прижаться к соленой влаге любимых губ.
Причальные души
Что мы вспомним, когда будет нужно себя наполнить?
По каким адресам разошлем пару длинных писем? Где-то там, далеко, на гранит набегают волны, где-то здесь ты от города полностью независим. Мы – вода, наши души причальные укачало, унесло к берегам, где казалось, что принимали. Но теперь, когда всё уже можно начать сначала, мы сумели понять, что простых притяжений мало.
Наши души причальные слишком сухи от счастья, слишком сильно бумага впитала в себя чернила.
И теперь недостаточно где-нибудь повстречаться.
Нужно, чтобы нас большее что-то объединило.
После боли
Иногда в боли больше света, чем во Вселенной.
Если спросят, то я люблю свою боль за это.
Столько жизней сидеть и думать, обняв колени,
постигать мироздание сквозь череду ответов.
Быть источником, окончанием нервным, точкой
болевой на карте галактики, жить без кожи.
Иногда, на боли сердце сосредоточив,
понимаешь, что воскреснешь и снова сможешь.
Столько жизней – стиснув зубы, ища ответы,
поражённый, обездвиженный, не готовый.
Если спросят, то я люблю свою боль за это.
За рождение после боли моих сверхновых.
Затихать
У января привычка затихать. Настенные часы молчат весь день, и нет ни слов, ни мыслей, ни людей – ни в памяти, ни в жизни, ни в стихах. Так начинает новая глава писать себя с большого ничего, чтобы вернуть сначала Рождество, а после – дать нам вновь существовать. И первый лист пока остался бел, и буквы не касаются страниц. Воскреснут все, кто остается с ним: январь – дорога от себя к себе.
Вот год заходит в новую петлю,
так тихо, что немного страшно жить.
До Рождества листов не ворошить —
искать себя и заново сложить.
Я мало что настолько же люблю.
Ностальгический
Всё какие-то глупости, нежности неуклюжие,
всё навязчивый сплин, осенний и ностальгический.
Что еще у нас обнаружить, обезоруживать,
что еще нам осталось опять пережить