просто не ввели в систему наших ценностей. Вот семья, любовь – это да. А вот то, что ХХ век, к примеру, дал людям секс – секс самоценный как таковой, это мы ретушировали… Ретушировали, ретушировали, да и заретушировали … – отличная скороговорка, кстати, получилась, попробуйте сказать подряд и быстро. А?
Фигнер остановился наконец, задумался, затем обернулся в комнату лицом и радостно выдохнул. Он и не подозревал еще, бедолага, что напророчили его умствования, и что он, не желая того, спровоцировал.
–Да уж, веревка хороша длинная, а речь короткая. Суровому рыцарю плаща и кинжала должна быть свойственна афористичность и мрачная ирония, – первым отреагировал Петр, – А философическая многословность – это другие жанры, для других цехов. Шучу, шучу… О, Катя…
В комнату в этот момент вошла высокая статная девушка, обладательница заметных женских форм, рельефно и туго обтянутых материей летней брючной пары, но главное внимание привлекали не эти формы, а выразительные и влажные черные глаза на крупном, но с тонкими чертами лице.
–Добрый вечер, – поздоровалась она со всеми. – С приездом, – подошла она к Фигнеру, по деловому поцеловав его в щеку. – Мама сказала, чтобы через десять минут мы проходили в столовую. Сегодня она все делала собственноручно —целый вечер провела на кухне.
– Тогда у нас всего десять минут, чтобы закончить этот неожиданный разговор, – сказал Александр. – Мама Кати страсть как не любит эти разговоры. А вам, Нина Ивановна, уж извините, придется потерпеть немного.
– Я хоть и не знаю, о чем вы тут болтали раньше, но публичные разговоры судя по всему об «этом» я тоже не люблю, – видимо, чтобы смягчить категоричность сказанного, Катя говорила с падающей интонацией, почти полушепотом произнося последнее слово и протягивая последние гласные.
– Вот, вот. Прекрасная иллюстрация к моему предыдущему утверждению, – продолжил Александр. – Временами можно подумать, что мы действительно живем в XIX веке, и любовь, как и тогда, штука высокодуховная и волнующая, а секс необходим только для продолжения рода. Тогда в чистом и неприкрытом виде секс вылезал как нечто непристойное только в кишащих людской массой больших городах. Там же, где плотность населения была равномерна и невелика, торжествовала добродетель.
– Конечно, конечно. Поддержу. – вставил Петр. – Смешно говорить об эротике, как о предмете легального интереса применительно к норвежскому хутору или австрийскому католическому городку тех времен, но у нас всё-таки не совсем так. Пусть плотность населения у нас тоже не велика и регулируется, эротику – в отличие от тех бюргеров – мы знаем и любим.
– В основном, в культурном, Петр, смысле, или если умнее выражаться в культурологическом и эстетическом смысле. Но не в сексуальном. У нас не принято заниматься и любоваться просто сексом из-за секса. В принципе, мы такие же ханжи, как и те европейские обыватели.