type="note">[27] и затем съедал свой ломоть. Входящий охранник ни разу не заговорил с ребёнком, не отвечал на его вопросы, беззвучно приходил и исчезал, шаркая тяжёлыми ногами. Нервное напряжение сбивало мальчика с ног, и он опять бесконтрольно погружался в сон.
Береле знал, что его родители, как бы они не волновались за десятилетнего сына, не могли искать его. В их ситуации объявить о пропаже ребёнка – это подписать себе суровый приговор. Вполне возможно, что маленький Яков уже добрался до дома и поведал взрослым историю их ареста. Время шло и он, реально чувствуя себя в надёжных руках Вс-вышнего, верил и знал, что и его родители тоже окружены и защищены теми же надёжными руками. Всё непременно будет хорошо.
Прошло какое-то время. И вот, наконец, вошёл в камеру КГБист, притащивший Береле сюда, и спросил:
– Ну что, Миша? Как у тебя дела? Надеюсь, ты кое-что понял, находясь здесь.
– Со мной всё в порядке. Спасибо за хлеб и воду. Всё замечательно, – ответил мальчик.
С холодным сарказмом КГБист сверкнул глазами и приказал Береле следовать за ним в свой кабинет. Было около 11 часов утра. Войдя, мальчик бросил взгляд на настенный отрывной календарь: со дня его заточения прошло три дня. А ему казалось, что в подвале прошла долгая мучительная вечность.
– Знаешь, Миша, – играя в миролюбие сказал КГБист, – я должен сказать тебе, что мы – органы КГБ. И наша обязанность, наша работа – следить за тем, чтобы все дети нашей страны были счастливы, чтобы они росли достойной сменой нам, коммунистам. Мы должны заботиться и о том, чтобы у вас, детей, хорошо сложилась жизнь, чтобы вы получили правильное образование. Мы знаем, что кто-то привёл вас в то здание, где мы вас нашли, и хотел дать вам наркотики для продажи. Эти люди хотели, чтобы вы их продавали и приносили бы им деньги. Не так ли? Много плохого могло там с вами случиться… А мы просто хотели помочь и отвратить от вас беду. Понимаешь?
– Спасибо за ваше желание помочь, но у нас просто была игра. Мы приходили туда прятаться от разбойников.
КГБист помолчал немного, глядя в глаза осунувшегося, но не согнувшегося за эти дни ребёнка:
– Ты не сердись на меня. Можешь идти домой. Ты свободен.
Береле не поверил своим ушам. Он вышел из отделения КГБ, но куда идти, не знал. Домой он отправиться не мог, так как был уверен, что за ним будут следить. Несколько дней, уставший и голодный, мальчик бродил по улицам, заходя на людные базары, стараясь затеряться в толпе, спал в парке на скамейках, дрожа от ночной стужи. Чуть только брезжил рассвет, Берел уже тащился куда глаза глядят. Спящий на скамейке ребёнок мог привлечь внимание милиции, прохожих, взрослых и школьников, торопившихся кто на работу, а кто в школу. Дети, размахивая портфелями, бежали поодиночке или небольшими группками в свои светские советские школы и весело болтали. Белые воротнички, красные галстуки, наглаженные бантики, форменные костюмчики и платья.
«Вот они, – думал Береле, – будущие члены коммунистического общества. Их очень много по всей стране. И что, спрашивается,