что ты воняешь, – говорит она. – Очень сильно. Как будто сидел в трюме корабля не одну неделю. Как оно, скорее всего, и произошло. Все честно, не правда ли? Ты меня унюхал в Вуртьястане…
Генерал Турин Мулагеш замолкает, повернувшись и увидев его. Ее лицо обмякает от потрясения.
– Клянусь морями, Сигруд, – шепчет она. – Взгляни на себя. Только взгляни на себя.
Сигруд смотрит на нее с балкона, не зная, что делать.
– Ты ничуточки не изменился, Сигруд, – тихо говорит она. – Не постарел ни на день.
Сигруд ждет в читальне, где за большими эркерными окнами открывается вид на хаотичный центр Галадеша. Дрейлинг не может перестать его рассматривать.
– Ах, – говорит Мулагеш, возвращаясь с бутылкой вина и двумя бокалами. – Впервые в Галадеше?
Он кивает.
– Очень славный город, – говорит Мулагеш. – Если ты можешь позволить себе жить здесь. Большинство не может. Этот треклятый дом, где меня поселили, – мне, мать твою, пришлось бы прожить свою жизнь десять раз кряду, чтобы его оплатить.
Он вежливо улыбается, не зная, что сказать.
– Итак, поведал ли тебе кто-нибудь, – небрежно продолжает Мулагеш, зубами вытянув пробку из бутылки вина и выплюнув ее на пол, – каким гребаным дурнем ты себя выставил, явившись сюда?
– Да. Включая меня самого.
– Но не сработало.
– Нет. Обстоятельства.
– Да уж, это должны быть особенные обстоятельства, мать их за ногу. Ты все еще в розыске, Сигруд. За то, что ты сделал, многие военные шишки хотели бы увидеть твою голову на блюде. – Она поглядывает на него, пока наливает бокал. – И мне трудно их винить.
– Да. Я понимаю.
– И что же с тобой приключилось за последние десять лет или сколько там? – спрашивает она, наливая себе.
– Ничего хорошего.
Она угрюмо смеется.
– Сомневаюсь, что это было лучше, чем случившееся со мной. Сидеть в Парламенте больше десяти лет, иметь дело с тупоумными идиотами…
– Наверное, это было лучше, – говорит Сигруд. – У тебя, скорее всего, имелась уборная.
– А-а. Ну да, конечно. Это, безусловно, позволяет взглянуть на вещи в перспективе. Итак, скажи-ка, каким образом ты сюда прокрался, не потревожив никого из моей службы безопасности?
Дрейлинг пожимает плечами.
– Тихонько.
Она хмыкает и вручает ему бокал.
– Ну да. Ты всегда был жутким шпионом, Сигруд. Приятно, что хотя бы одна вещь не изменилась. Но я подозреваю, что знаю, почему ты здесь.
Сигруд берет стакан и нюхает. Он не будет сегодня пить. Он должен быть начеку.
– Да. Шара.
– Ага, – говорит она. – Ага.
Мулагеш медленно, со стоном садится в кресло рядом с ним. Он наблюдает за ее движениями, подмечая, что левое бедро движется труднее правого – наверное, артрит.
– Ах, – говорит она, видя его лицо. – Время меня не пощадило, верно? Впрочем, кого оно щадит?
Сигруд не знает,