на тебя. Какой же ты стал рослый да возмужалый!
– Так не отрок уже, – солидно проговорил Владимир, стараясь принижать слишком высокие ноты в голосе. – Жениться пора. Не все ж тебе с женами тешиться.
Скрывая неловкость за смехом, Ярополк поспешил перевести разговор в иное русло. Болтая о том и о сем, поднялись братья в палаты, почти не обращая внимания на дворню, толпящуюся в проходах, и родичей, съехавшихся в предвкушении знатного пира и наполняющих терем гудением, подобным тому, какое можно услышать в пчелином улье. Многочисленные дядьки, тетки, дальние братья и сестры, вплоть до десятой воды на киселе, все они знали щедрость и гостеприимство Ярополка, которыми спешили попользоваться. Некоторые навесили на себя кресты и выпустили их нарочно поверх одеяний, представляясь христианами, дабы вызвать к себе особое расположение.
Заметив, как Ярополк старается кивнуть и улыбнуться каждому, Владимир сказал укоризненно:
– Ты, Ярко, чересчур добрым хочешь казаться. С людьми пожестче надо. Они строгость уважают.
– Разве только ее? – спросил Ярополк, продолжая рассеянно улыбаться.
– Еще силу, – заявил Владимир.
Его красивое тонкое лицо было преисполнено уверенности в своей правоте.
3
Они отгородились от посторонних толстой дверью с намасленными железными петлями и оказались с глазу на глаз. Хотя Ярополк и распорядился прорубить в стене дополнительное окно, выходило оно на запад, а потому даже самым солнечным днем в комнате царил полумрак, который приходилось рассеивать зажженными свечами и лампадами.
– Тут у тебя как в церкви, – заметил Владимир, озираясь. – Образа повсюду, молитвенники. У меня в Новгороде тоже Христу молятся.
– Это правильно, – одобрил Ярополк. – Кому ж еще молиться, как не Спасителю.
– Тогда запрети капища, брат, а идолов вели с горы в реку сбросить.
– Нельзя. Обидятся люди.
– Пообижаются и привыкнут, – сказал Владимир, раскинувшись в кресле и с удовольствием вытягивая ноги, уставшие от долгой скачки. – Держи народ в страхе и подчинении. Ведь не спрашивают же у коней, куда оглобли поворачивать. Наше дело направлять, а их – слушаться.
– Люди – не кони, – возразил Ярополк мягко.
– С таким подходом далеко не уедешь. Жестче с ними, жестче. – Владимир сжал кулак, словно бы натягивая узду. – Попомнишь меня, добром с людьми нельзя. Распустятся, потом не укоротишь.
Они умолкли, чувствуя, как в душах постепенно поднимается неприятие мыслей, речей и поведения другого. Ярополку некстати вспомнилось, как младшие братья зазвали его на крепостную стену и попытались столкнуть оттуда. Перед мысленным взором Владимира возникла живая картинка, на которой Ярополк колотит его за сломанную фигурку ратника.
– Где же жены твои? – спросил Владимир кисло. – Разве не придут поздороваться?
– К обеду готовятся, – пояснил брат. – За столом увидитесь. Вовремя ты приехал,