защититься, – резко сказала девочка.
Это заявление заставило гувернантку поднять бровь.
– Ты живешь дома, в тепличных условиях. Ты не представляешь, насколько жесток этот мир.
От злости на глазах у Ситы выступили жгучие слезы.
– Я живу дома, в тепличных условиях, не потому, что хочу этого, а потому, что вы силой удерживаете меня здесь. Я хочу познать мир, каким бы жестоким он ни был. Хочу увидеть то, что упустила.
– Именно поэтому мы и намерены выдать тебя замуж – чтобы ты была в безопасности.
От мягкости в голосе матери не осталось и следа.
– Каким образом замужество этому поспособствует? – спросила Сита с мольбой в голосе.
Почему мать не видит, что она несчастна? Матери ведь должны чувствовать, когда их детям больно, разве нет?
Впрочем, родители никогда не обращали на Ситу внимания – кроме тех случаев, когда она привлекала его, совершив что-то, что они считали проказами. Дочь была для них обузой. Впрочем, в глубине души Сита надеялась, что родители докажут ей, что она ошибается, – начнут заботиться о ней и прислушиваться к ее словам, вместо того чтобы их игнорировать или возмущаться из-за ее поступков.
Но теперь она знала: у правды едкий вкус. Сита чувствовала жар в груди. Ее надежды и мечты имели значение лишь тогда, когда совпадали с тем, чего хотели ее родители. В их глазах она была не человеком, а лишь обязательством, которое надлежало исполнить.
– Однажды ты меня поблагодаришь, – сказала мать, отворачиваясь к двери в кухню. – Принесите мне чая и что-нибудь поесть, – властно добавила она, обращаясь к замершим в ожидании слугам, и они ринулись исполнять ее поручение.
Разговор матери с Ситой был закончен.
Сита помнила, как еще маленькой сидела у матери на коленях и смеялась вместе с ней. Девочка была не уверена, настоящее ли это воспоминание или же ее воображение просто играет с ней в игры, но иногда, глубокой ночью, когда Сита не могла уснуть, досадуя на то, как складывалась ее жизнь – если это вообще можно было назвать жизнью, – когда горючие слезы, которые она сдерживала днем, лились на подушку, она вспоминала об этом, и ей становилось легче.
Сидя на коленях матери, таких просторных и удобных, Сита ощущала аромат жасмина и крыжовникового масла, которым мать смазывала волосы. Прикосновение матери дарило тепло и чувство безопасности; на ее лице играла снисходительная улыбка.
«Это воспоминание не может быть правдой. Когда мать в последний раз тебе улыбалась, не говоря уже о проявлении снисходительности?» – говорил Сите здравый смысл. Однако девочке все равно хотелось слышать тихий утешающий голос матери, и она вновь и вновь возвращалась к этому воспоминанию, пусть даже оно было всего лишь фантазией…
«Ты – моя принцесса», – ласково шептала мать ей на ухо.
«Я не хочу быть принцессой. Я хочу быть… королевой».
Мать заразительно рассмеялась своим грудным смехом.
Ма не смеется…
Тихо!
Успокоившись, ма сказала:
«Ты станешь тем, кем