Слуги поспешили за ними, неся постельные принадлежности. Песок жалил глаза.
– Мэри? – Айрис обвила ее тело руками.
Мэри открыла рот, однако не произнесла ни звука.
Она отвернулась, не в силах скрыть слезы. Кузины выглядели обиженными. Отведя Мэри к креслу, они принесли ей горячего сладкого чая и принялись суетиться вокруг нее. Кузины были добры к Мэри, однако теперь, когда ее воспоминания вернулись, она хотела лишь одного – чтобы все стало таким, как прежде. Хотела, чтобы ее обнимали не их пахнущие розовой водой и сочувствием руки, а руки мамы и айи. Хотела слышать ласковый голос папы, который всегда становился мягче, когда папа разговаривал с ней. Хотела держать своих друзей – Ситу и Амина – за потные ладони и планировать новое приключение. Хотела после стольких лет жизни в Англии вернуться туда, где была счастлива. Та жизнь ей нравилась. Возможно, Мэри даже любила ее. Ей хотелось вернуться домой.
Домой. Мысль об этом заставила девушку вздрогнуть.
Когда-то ее домом была Индия. Однако несколько лет назад домом для Мэри стало имение родственников, отвергших когда-то ее отца – за то, что он не принимал царивших в нем порядков. Здесь жили ее кузины, тетя и дядя. Ее семья.
Так почему теперь, вновь почувствовав печаль, которую она похоронила вместе с вернувшимися воспоминаниями, Мэри думала об Индии? Она чувствовала тоску по чему-то, что давно закончилось, по образу жизни, которого лишилась в тот жаркий день у водонапорной башни, наверху которой жалобно мычала корова; животное было сбито с толку, так же как и сама Мэри, узнавшая о том, что ее родителей больше нет…
Глава 14
Сита
Невидимая нить. 1927 год
Сита родилась во время бури, которая вырвала с корнем деревья и убила несколько человек. Стихия подняла гигантскую волну, которая обрушилась на берег, забрав еще несколько жизней, разрушив дома и погубив скот.
– Это была самая сильная буря на нашей памяти, – говорила мать, важно кивая головой.
Ее многочисленные служанки – махавшая опахалом, приносившая паан[9], массировавшая ноги (которые у матери, похоже, постоянно болели, даже несмотря на то, что она мало ходила) – тоже закивали так, словно были марионетками, которыми мать Ситы управляла с помощью невидимых нитей.
Положив ноги на пуфик, мать всегда сидела на одном и том же месте, в стоявшем в столовой удобном кресле, откуда можно было видеть кухню. С этого трона она отдавала распоряжения окружающим – слугам и детям. Мать постоянно хмурилась (исключая те случаи, когда она смотрела на мужа), вечно была чем-то недовольна, и в большинстве случаев объектом этого недовольства была ее дочь.
Прямо как сейчас.
Глядя на фиолетовое как баклажан лицо матери, Сита страстно желала оказаться в поезде, который умчался в клубах дыма, стуча колесами и ревя паровым котлом, сразу же после того, как она вышла из вагона. Казалось, он был рад от нее избавиться.
С