строя: – Не трожь меня, не трожь меня… – Голова его завертелась вокруг своей оси. – Не трожь меня! – Голос его упал до тупого громыханья. – Я выпну кровь с твоего лица!
Гонор сделал шаг вперед и решительным махом ноги жестко приложил арапа поверх его коленного сустава. Того едва не подкосило, он опрометью кинулся огибать Гонора полукругом и врезался в дальнюю сторону хронометра. Колонна симулякров продолжала свое вознесенье в небеса, непрерывно, строем сходя с призрачного корабля.
Когда он встал перед сложившимся вдвое арапом, из верхушки его шлема, пульсируя, била вена пара. Он тихо лежал у железного стебля хронометра, падшая голова упиралась подбородком в его металлическую грудь. Гонор стукнул его по голове плоскостью меча, и капоты глаз его открылись, обнажив две идеально белые сферы. Негритос глянул на него снизу вверх, глаза его яростно моргали. По щекам стекала струйка едкой эмульсии.
Гонор нагнулся.
– Что происходит?
Зубы арапа сжались, изо рта его выбрался кобальтовый дымок.
– Не знаю… – Слова возбужденно выбирались с края его рабочей челюсти. – Я тут отдыхаю, от линии отключен, читаю «Шёрлока Хоумза и гигантскую крысу с Суматры»; как вдруг – Хитлер.
– Хитлер! – Гонор зарегистрировал тревожное удивленье. – В смысле – вышел из Судда? Он сдался?
– Как меня шоколадкой назвать, – кивнул сломанный арап. Гонор распрямился.
– Тебя я знаю. – Он прижал ладонь к стержню хронометра и навис над распростершимся симулякром. – Негритос Рамасвами, верно? Говорят, некогда ты был человеком… белым… пока не принял соль – и что ты на самом деле был знаком с Хитлером.
– Ни за что! – Рамасвами потек смазкой, пачкая себя. Онемелое златое масло сочилось из его ляжек. – Если в перерожденьи что-то есть, хочу, чтобы в следующий раз Мохаммед сделал мне шею подлиннее. Так я сам себя смогу обрабатывать! – Он попробовал подняться, но неизящно поскользнулся и рухнул обратно на затопленную палубу, мокрую, как поцелуй пьяницы.
– Хитлер, – повторил Гонор, – он появился?
Арап залопотал и вцепился в жестяную пластину, покрывавшую его чресла.
– Навуходоносор решил нашу судьбу, когда мы приземлились на Судде. Если б нас не прикончили оненеты, это сделал бы уроборос Хитлера. – И он фаталистически изогнул шею.
Трепанный туман тянулся вдоль ускорявшегося воздушного судна и льнул к фигуре падшего симулякра. В ритме сердца Рамасвами простучал кулаком по жестяной пластине. Не отводя глаз от Гонора, он принялся декламировать нараспев, монотонно и гипнотично:
Как-то раз в Луизиане возле Мобила, Алабама, жирноспиный мальчик проживал —
Ночевал с быком-лягухом и шептал нам всем на ухо:
«Я бы всех вас пальцем прижимал!»
Хитлер пляшет дербанутый кекуок!
На бугре он спал ночами, тренькал на своем варгане,
и под кожу пёр напев евреистый.
Папка