да я этого слова отродясь не употреблял.
– Верните нам папу! – крикнул я теть Томе как можно суровее.
Прибежала Сонька, включила телек. Через пять минут теть Тома пожалует, вымоет посуду и пожалует. Семья типа. Семейный просмотр телепрограммы. Причем той, какую выберет теть Тома. Я выздоровел, пора кончать с этим ее ползучим заселением нашей жилплощади. Она заявилась, плюхнулась на диван возле Катьки и потребовала у Соньки, у которой был пульт:
– Давай переключай мне на сериал, а сама поиграй немного и спать.
Я Соньке никогда не указываю, когда играть, а когда спать. Она свободный человек. Хочет – играет, хочет – идет спать. И учится нормально, и высыпается, сколько организм требует.
– Теть Том, а вам не пора домой? – задал я вопрос, который давно у меня зрел.
Может, надо было отдельно, как она от всех и всегда требует: поговорим отдельно. Но потом обязательно замотает, так что ни отдельно, никак не получится. Поэтому я нарочно при всех спросил.
– В каком смысле? – поправила она косынку движением, как если б была королева и на голове у нее не косынка, а королевская шляпа.
Королевы – наша фамилия. Ее – Гуськова. И никакая она не королева, а базарная тетка, которая всю жизнь притворяется, что цирлих-манирлих. А я терпеть не могу людей-притвор.
– Сами знаете, в каком, – сказал я.
– Какая ты свинья, – начала она торжественно.
Все. Сейчас польется. Начнет перечислять свои доблести и мои пороки, где свинство – самый невинный. Знаю, ведь знаю, что против меня обернется, а каждый раз, как дурак, желаю побороть.
Я вскочил, схватил Катьку за руку одной рукой, шапку и куртку другой, Катька, на ходу любезно улыбаясь теть Томе, мол, я не я, выскочила вслед за мной. Оделись уже на лестнице и кубарем скатились вниз. Я слышал, как захныкала Сонька, но это они сами там справятся, а с меня довольно. Катьке сказал:
– Давай без разбора полетов, если не хочешь схлопотать, ясно?
Катька кивнула:
– Ясно.
На улице я по привычке глянул в небо. Колючие звезды примерзли к черной бездне. Как Манькины плевки, сверкают алмазным сверком. В грудь втянулся шипучий, как кока-кола, воздух. И тут у меня сорвался вопрос, который я не собирался задавать, он сам собой выскочил:
– Слушай, а ты читала, ну, это, ну, что задавали в классе, «Вечера на хуторе близ Диканьки»?
И замер в ожидании невесть чего.
– Читала, – откликнулась Катька. – Не все. «Майскую ночь» и этот, как его, «Вечер накануне Ивана Купала».
– И чего? – спросил я.
– И ничего, – ответила Катька.
– А «Сорочинскую ярмарку»? – спросил я, еле выговорив название.
– Не-а, – зевнула Катька. – Начала и бросила, скука. А чего спрашиваешь?
– Ничего, – ответил я.
Что я мог еще ответить? Постоял-постоял, повернулся и пошел.
Катька крикнула:
– Вов! Вова! Погоди! Куда ты?
Я и сам не знал, куда. Но не погодил и не остановился.
Я был один на всем белом свете, и деваться мне было некуда.
Тем вечером я мог менять