Врешь!!!
– Нет, не вру.
Тогда Башо замолкал и повторял снова:
– Ты подкаблучник! Яиц у тебя нет! А все почему? А потому что они как шашлычки на каблучках пани Марты болтаются!
Его трогательные заботы о содержимом моей мошонки заставляли меня улыбаться и задумываться: что именно люди, мужчины и женщины, принимают за подкаблучничество?
Будет ошибочно думать, что, найдя тебя, моя дорогая Марта, я полностью стер из своего зрения любых других женщин. Я замечал их, как прежде: рослых и миниатюрных, худых и сочных, обладающих упругими телесами. Их груди, губы, ягодицы остались привлекательны в моих глазах все в той же степени, что и до тебя. Но я не останавливал на них внимание дольше, чем на пару секунд, и сразу же забывал. Все это потеряло важность.
Да, меня могли волновать формы, размеры и плотность частей тел других женщин – порой мне казалось, что глаза и эрекция у мужчины связаны напрямую без дополнительных преград и фильтров. Но стоило мне увести взгляд – ничего более не оставалось. Будто подтеки дождя на ветровом стекле: один взмах дворников – и нет их, как не было. Ни душных фантазий, ни мучительных желаний.
Я шел к тебе, Марта, слепой, держа твой образ в памяти словно икону.
Я баловал тебя как мог. Но в чем состоит этот грех? В том, что иногда не знал меры? Да как о ней помнить, когда влюблен? Как не проживать вдвойне, втройне от начала и до конца, и снова по кругу минуты наслаждения?
Это не значит, что я никогда не был зол на тебя, Марта. Это не значит, что, заигрываясь, ты не причиняла мне настоящую боль. Я сам нес наказание за то, что очень дорожу тобой. И сам же говорил: «Давай успокоимся. Мы можем все решить.»
А ты кричала в ответ:
– Нет! Нет! – ты очень быстро поддавалась панике.
Так же легко, как мгновение назад ты плясала посреди бульвара в цветочном венке, я мог обнаружить тебя в слезах под ближайшим кустом. Оба чувства ты проживала одно за другим, даже несмотря на их вопиющую разницу. Я не мог не радоваться, видя тебя счастливой, но не мог не тревожиться, что вслед за этим маятник твоего настроения прочертит новую резкую дугу, и все обернётся крахом.
Потому я и пытался выстроить для тебя наш спокойный уютный мирок с мягкими стенами и коврами, без острых углов, без хлестких перепадов. И, когда мне это немного удавалось, ты начинала скучать. В глазах окружающих я выглядел подкаблучником, в твоих – занудой.
– Я устал… Чего ты хочешь, Марта?
– Я хочу в Париж.
– В Париж?
– В Париж.
– Хорошо, давай отправимся в Париж.
Ты подскакивала на месте, кружилась, сверкала улыбкой: «Париж! Париж!», держа билеты, которые я принес, но потом вдруг замолкала и дальше звучал душераздирающий вопль:
– Ты подумал, на что мы туда поедем?! Как можно быть таким безответственным?! Если хочешь – езжай сам в свой Париж! Не держу! Поимей их всех… как их там?.. Ах, да, куртизанок! Так по-парижски зовутся шлюхи?! Ты даже не понимаешь, каково мне!
Ты потеряла работу. Я