Вот почему Пенн в таком отчаянии!
– А что такое «келег»? – спросил Гарвей, смутно представляя себе какую-нибудь ужасную пытку, практикуемую моряками.
– Большой камень вместо якоря. Если на чьей-нибудь лодке увидят камень, все знают, что это значит, и поднимают матроса на смех. Пенн страшно боится этого. Он такой чувствительный! Ну что, Пенн, опять запутался? Брось, милый, своё искусство!
– Не могу сдвинуться с места, – пожаловался Пенн. – Уж я пробовал и так и сяк – ничего не помогает!
– А это что за гнездо? – спросил Дэн, указывая на связку запасных весел и верёвок.
– Это испанский кабестань, – с гордостью отвечал Пенн. – Сальтерс научил меня делать его, но и он не может сдвинуть лодку с места!
Дэн закусил губу, чтобы скрыть улыбку, дёрнул раз, другой за верёвку и вытащил якорь.
– Принимай, Пенн! – засмеялся он. – Не то опять зацепится!
Пенн широко раскрыл свои голубые глазки, удивлённо смотрел на якорь и горячо благодарил Дэна.
Когда они отъехали от лодки Пенна так, чтобы их не было слышно, Дэн сказал Гарвею:
– У Пенна шариков не хватает. У него разум помутился. Ты заметил?
– В самом деле или это предположение твоего отца? – спросил Гарвей, налегая на весла. Работа вёслами шла у него заметно лучше.
– Отец в этом случае не ошибся. Пенн действительно странный. Я расскажу тебе, как это с ним случилось… Так, так, Гарвей, ты теперь гребёшь отлично… – Он был когда-то моравским пастором. Его звали Джэкоб Боллер – это отец мне говорил, – у него была жена и четверо детей, и жили они где-то в Пенсильвании. Раз Пенн забрал их всех и отправился на моравский митинг; на ночь они остановились в Джонстоуне. Ты слышал когда-нибудь, что есть такой город?
Гарвей подумал.
– Слышал, – вспомнил он, – только не помню, по какому поводу. Вот и другое такое имя – Аштабула – почему-то припоминается мне!
– Потому что с обоими связаны воспоминания о страшных событиях. В ночь, когда Пенн и его семья были в гостинице, Джонстоун исчез с лица земли. Плотины прорвало, и город погиб от наводнения. Дома смыло и унесло водою. Я видел картины, на которых было изображено это бедствие – оно было ужасно. Жена и дети утонули на глазах у Пенна прежде, чем он успел опомниться. Вот с этого времени ум его и помутился. Он смутно помнит, что что-то случилось в Джонстоуне, но что – не помнит. Забыл он даже, кто он, чем был раньше. Дядя Сальтерс встретил его в Алетани-Сити. Сальтерс – добрый человек, он взял Пенна к себе и дал ему работу.
– Разве твой дядя Сальтерс фермер?
– Всегда был земледельцем. Ферму свою он продал недавно одному бостонцу, который выстроил на её месте дачу. Он заплатил дяде кучу денег. Ну, вот на эту ферму, которая ещё тогда не была продана, Сальтерс и привёл Пенна. Оба бобыля жили себе, скребли землю; только раз моравские братья, к секте которых принадлежал Пенн, проведали, где он находится, и написали Сальтерсу. Не знаю, чего они хотели от него, только Сальтерс страшно рассердился. Сам он принадлежал