мы сравним судьбу нашей бригады и сербских легионов. Для сербов сербский посол Спалайкович довольно легко добился разрешения формировать из австрийских пленных сербские легионы. У сербов было самостоятельное государство, сербы были союзниками, имели в Петрограде официального представителя, были православными, а потому русские учреждения, несмотря на свои легитимистические возражения, которые делали нам, легко разрешили сербам набор среди австрийских пленных. Уже в 1915 г. было послано в Сербию несколько транспортов. В Одессе был сербский генерал Живкович, к которому были присланы сербские офицеры и унтер-офицеры, и так в 1916 г. была сформирована первая сербская дивизия. В эту дивизию пошло много наших офицеров и солдат, которые уже не могли дождаться чешского войска. Сербы обещали нашим, что создадут особый чешский отдел, но до этого дело не дошло; против этого вели агитацию из Киева, и многие из наших потом покинули сербскую дивизию.
Судьба этой сербской дивизии, а с ней и наших солдат была печальна. Стратегически бесплодными оказались геройские бои в Добрудже против натиска Макензена; зато они сблизили нас с сербами и усилили совместную нашу деятельность. Здесь не место распространяться о том, как началось формирование второй дивизии и как из-за внутренних споров и трений она должна была быть распущена. Я привожу здесь историю сербских легий постольку, поскольку она нужна для того, чтобы стало ясно отношение официальной России к нам и к Сербии. Одновременно я пользуюсь случаем, чтобы вспомнить с благодарностью о тех наших офицерах и солдатах, которые пожертвовали своей жизнью на равнинах Добруджи за общую нашу свободу и за Сербию. В начале 1917 г. (в апреле) наши были отпущены сербским командным составом из сербских легионов, дабы они могли вернуться в Киев и вступить в нашу армию.
Существует анекдот о начальнике какой-то крепости, который приводит сотню причин, почему он не приветствовал императора Иосифа при его приезде стрельбой; последняя из этих причин та, что в крепости не было пороха. В подобном же положении по отношению ко мне были русские военные учреждения. Они приводили мне всевозможные объяснения, причины и увертки, как я их определял по их речам, но не сказали мне того, что я узнал лишь после большевистской революции: руководящие военные и правительственные учреждения уже в 1915 г. постановили, что чешская армия не будет создана. Как я уже сказал, об этом я узнал лишь после большевистского переворота; эти сведения доставил мне сербский военный атташе Лонткевич[2].
Я понимал, что военные, привыкли слушаться, что они чувствовали себя связанными постановлением и деловой тайной; однако мне было очень неприятно, что ни Корнилов, ни Брусилов, при всем своем уважении к нашим солдатам, не решались изменить постановление, сделанное при совершенно иных условиях. Для меня было ясно, почему царские обещания оставались неисполненными и почему признанный наконец формировочный статут не соответствовал нашей программе.
Я