синьорита Мария была рядом со мной, когда я умру, глаза мне закрыла.
– Бросьте, Джованни, вам не так много лет, вы еще до ста лет доживете, – с улыбкой укорил его Иван, – неужто вы хотели бы, чтобы мадемуазель Мария всю жизнь в отцовском доме прожила?
Старик печально покачал головой.
– Синьорита Мария не создана для замужества. Если синьору удастся-таки продать те проклятые письма и выдать ее замуж, то какая жизнь ждет бедняжку? Она некрасива, разве муж будет ее любить? А у нее нежная и добрая душа, она не вынесет такой жизни.
– Мне пришлось видеть писаных красавиц, недостойных любви, – запальчиво возразил Иван, – что до меня, то я вовсе не считаю синьориту Марию некрасивой, она…
Он запнулся, устыдившись собственной горячности и, чтобы скрыть смущение, начал спускать с кровати ноги. Старый Джованни всполошился:
– Нет-нет, синьор, лежите, вы же слышали, что сказала синьорита Мария? Вам нельзя вставать.
– Но мне нужно…
Ему действительно стало нужно – в обезвоженном из-за непривычной жары организме наконец-то начали происходить естественные процессы.
– Сейчас все сделаем, синьор, – и Джованни ловко поднес ему стеклянную вазу.
Спустя несколько минут старик унес вазу с ее содержимым. Когда чуть позже Мария заглянула в комнату, сконфуженный Иван повернулся к стене и притворился спящим.
В течение последующих двух дней ему поочередно наносили визиты хозяин дома, его сын Джако и верный чичероне Антонио. Все они склонны были поболтать, сидя у постели больного, но уже спустя двадцать минут словно из ниоткуда появлялась Мария и, деликатно прервав беседу, отсылала их прочь. На третий день доктор, шустрый черноглазый толстячок, осмотрел Ивана и весело похлопал его по плечу:
– Завтра можете встать. Я опасался за ваши почки, но они, к счастью, работают нормально. Больше я вам не нужен.
– Спасибо доктор, – обрадованно ответил Иван, – скажите, сколько я вам должен.
Сумма, уплаченная Иваном, превысила ту, что назвал доктор, и толстячок удалился очень довольный. На следующий день Иван в первый раз поднялся с постели, его поддерживали по обе стороны Джованни и вездесущий Антонио. Мария была тут же и внимательно наблюдала, как он нерешительно сделал первые шаги.
– Голова не кружится, Жанно? Вы немного побледнели, – озабоченно говорила она, вглядываясь в его лицо, – почему вы хромаете?
– Это всего лишь старая рана, мадемуазель Мария, я получил огнестрельное ранение на войне около девяти лет назад. Пулю вытащили, но рана с тех пор так и не зажила.
Для чего он стал ей это объяснять? Небрежным тоном, искоса поглядывая в ее сторону, – увидеть, какое впечатление произвели его слова. В глазах девушки светилось искреннее сочувствие:
– Подумать только, вы ведь были тогда так молоды!
Зато юный Антонио пришел в восторг:
– Так вы были на войне, синьор! Я обязательно расскажу дедушке, он