всегда прямому физическому уничтожению, то уж во всяком случае, на многие годы оказались в условиях выживания. Галицкие газеты конца XIX – начала XX вв. так и пестрят сообщениями об истязаниях русинов. Вот учитель из поляков забивает до смерти мальчика за нежелание читать по-польски «Отче Наш». Вот ксёндз расточает пощёчины тем, кто молится по-русски. А вот народный учитель вырывает клок волос у шестилетнего мальчика за плохо прочитанный текст на польском языке. И вытворяют всё это не башибузуки над сербами или болгарами, но подданные Австро-Венгрии над другими её подданными – русинами.
Свод австрийских законов от 1867 г. подразумевал признание равноправными всех языков, распространённых в Империи: «Все племена населения государства равноправны и каждое племя имеет неотъемлемое право беречь и развивать свою национальность и свой язык. Государство признаёт все, употребляемые в крае языки равноправными в школе, управлении и общественной жизни». Однако министр внутренних дел, а впоследствии глава кабинета министров Австрии барон Бинерт не раз выказывал свою неприязнь и враждебность по отношению к русскому языку и открыто призывал подавлять его распространение. И вот в 1910 г. появился циркуляр Министерства внутренних дел, запрещающий гражданам Австро-Венгрии называть родным языком русский.
Австро-Венгрия, подобно гоголевской Коробочке, объявила своим подданным: «Нет такого языка!» И русский язык, на котором говорили в Империи 4 миллиона человек, не был признан краевым и таким образом исключён не только из системы образования, но и из государственного делопроизводства. Понятно, что опыт австро-венгерских чиновников не прошёл даром – новая украинская власть начала свою работу именно с отмены регионального статуса русского языка. Что ж, посмотрим, чем ещё баловала Австро-Венгрия своих подданных. Быть может, это подскажет нам, что предпримет в дальнейшем киевская хунта…
Немедленно затем стали закрываться школы, в которых обучали русскому языку. Русины, не скрывающие своего происхождения, не принимались в учебные заведения или же изгонялись из них. У крестьян отбирали книги, в деревнях запрещали петь русские песни, а использование отчества расценивалось как признак неблагонадёжности.
А между тем, никакой из законов Австро-Венгрии не говорил о том, что принадлежность гражданина к той или иной национальности и выбор гражданином языка в качестве родного определяет государство. Не было закона, который запрещал бы говорить на том или ином языке. Конечно, ни у одного из народов, проживавших на территории Империи, не имелось по соседству такого могущественного собрата, как у русинов. И австрийские власти, опасаясь влияния и вмешательства России, уж и русский язык сочли – пользуясь современной терминологией – угрозой своей национальной безопасности. Русины, как, впрочем, и сегодня, упорно не желавшие отказываться ни от языка своего, ни от веры – другими словами, от того, на чём основывалось их национальное самостояние – стали заложниками