себя вежливо и не возражали, если я просил не упоминать о чем-то в статье. Однако за последние годы появились новые газеты, более скандальные и агрессивные – их вдохновляли, а в некоторых случаях и контролировали, владельцы из Великобритании и Северной Америки. Это был неизбежный процесс, и, если честно, местные уважаемые издания занимали места в диапазоне от «сдержанных» до «скучных». Меня беспокоила даже не их склонность к сенсационности, и даже не раздражающее поведение молодых журналистов, а скорее их тенденция покорно следовать сценарию, написанному еще до того, как они родились. Взять, к примеру, Ракхауса, который писал для еженедельника «Реджал!». Разумеется, когда он пытался выудить из меня факты, он знал, что я их ему не дам; разумеется, что когда он пытался – иногда успешно – подкупить младших сотрудников полиции, никто не заставлял его говорить: «Народ имеет право знать!»
Когда он сказал это в первый раз, я даже его не понял. В языке Беша слово «право» имеет много значений и поэтому не допускает жесткого толкования. Мне пришлось перевести в уме его фразу на английский, которым я владею достаточно свободно, чтобы понять ее смысл. Его верность клише оказалась сильнее необходимости вести диалог. Возможно, он не успокоится, пока я не назову его стервятником, упырем.
– Вы знаете, что я вам скажу, – обратился я. Нас разделяла натянутая лента. – Сегодня днем в центре ОБОТП состоится пресс-конференция.
– В какое время?
Кто-то стал меня фотографировать.
– Петрус, тебе обо всем сообщат.
Ракхаус что-то сказал, но я его проигнорировал. Повернувшись, я бросил взгляд на грязные кирпичные здания, на Гюнтер-штрас, по которой проходила граница жилого комплекса. По воздуху летал мусор. Он мог летать где угодно. Какая-то пожилая женщина медленно ковыляла прочь от меня. Она повернула голову и посмотрела на меня. Ее движение поразило меня, и я встретился с ней взглядом. Я подумал – не хочет ли она что-то мне сказать? Я обратил внимание на ее одежду, походку, манеру держаться, на ее глаза.
Внезапно я осознал, что она вовсе не на Гюнтер-штрас и что я не должен был ее увидеть.
Смущенный, я немедленно отвернулся, а она быстро отвернулась от меня. Я поднял голову, посмотрел на заходящий на посадку самолет. Через несколько секунд я повернулся обратно, вытесняя из сознания ковыляющую прочь старуху, и внимательно посмотрел не на нее и не на чужеземную улицу, а на фасады стоящих рядом домов и местный участок Гюнтер-штрас, на эту депрессивную зону.
Глава 2
Я приказал констеблю высадить меня к северу от Лестова, у моста. Эти места я знал не очень хорошо. Разумеется, на острове я был, посещал развалины – и в школьном возрасте, и несколько раз позже, но мои ежедневные маршруты проходили по другим улицам. Указатели здесь привинчивали к фасадам булочных и маленьких мастерских. Ориентируясь по ним, я вышел к трамвайной остановке на красивой площади и встал между домом престарелых с логотипом – песочными часами – и магазином приправ, который распространял аромат корицы.
Подъехал