на лето сюда. Вот и терпи зятя. А он – меня, хотя я ему явно поперек горла… Да он, конечно, уже говорил вам, как люто меня ненавидит.
Митч. Ну, так уж и ненавидит…
Бланш. Ненавидит! Стал бы он иначе так надо мной издеваться? С первого же взгляда на него меня пронзила мысль: вот он – твой палач. И этот человек еще сотрет меня в порошок, если только… Да, да, конечно… тут ненависть настолько явно выраженная, что, пожалуй, неудивительно, если он… как-то по-особому, на свой лад, не по-людски… Нет, нет! От одной только мысли, что он меня… (Жестом отметает эту мысль. Допила виски.)
Молчание.
Митч. Бланш…
Бланш. Да, милый.
Митч. Можно задать вам один вопрос?
Бланш. Да. Какой?
Митч. Сколько вам лет?
Бланш (беспокойно). Зачем вам?
Митч. Я рассказывал про вас маме, и она спросила: «А сколько Бланш лет?» А я не знал, что сказать.
Снова пауза.
Бланш. Обо мне?.. Маме?
Митч. Да.
Бланш. С какой стати?
Митч. Я говорил, какая вы милая, как мне нравитесь.
Бланш. Вы были искренни?
Митч. Конечно. Сами знаете.
Бланш. А зачем вашей маме… сколько мне лет?
Митч. Она больна.
Бланш. Печально… И тяжело?
Митч. Недолго ей теперь… И несколько месяцев, верно, не протянет.
Бланш. О!
Митч. Ее все мучит, что я живу бобылем.
Бланш. А-а…
Митч. Хочет, чтобы я обзавелся семьей, пока она не… (Голос прерывается, он несколько раз откашливается, в волнении то шаря руками что-то по карманам, то вытаскивая руки и тут же снова начиная что-то искать в карманах.)
Бланш. Вы ее очень любите?
Митч. Очень.
Бланш. Да, вы, наверное, если уж любите, то всем сердцем. Вам будет очень одиноко без нее, да?
Митч откашливается, кивает.
Я-то понимаю, что это значит…
Митч. Остаться одному?
Бланш. Я тоже любила одного человека, любила и – потеряла.
Митч. Он умер?
Она подошла к окну, садится на подоконник и смотрит на улицу. Налила себе.
Это был мужчина?
Бланш. Мальчик, совсем еще мальчик… да и сама я в ту пору была еще так молода. В шестнадцать лет и вдруг такое откровение – любовь! И все сразу, сполна, без остатка. Словно ослепительный свет выхватил вдруг разом что-то, все время пробавлявшееся в полутени, – так засверкал для меня весь окружающий мир… Но не было мне счастья! Поманило и – все. С мальчиком этим творилось что-то неладное: он оказался нервным, бесхарактерным и, совсем как-то не по-мужски, недотрогой… хотя по виду и не подумаешь – ничего женственного… Но было в нем это, да, было… Он искал у меня помощи. А я… что я тогда понимала! Я так ничего и не заметила ни во время свадебного путешествия, ни потом, когда мы вернулись; я знала только одно: есть какая-то загадка, мешающая мне подать ему помощь, которая ему необходима, а попросить, сказать – нет сил! Он был на зыбучем песке и цеплялся за меня, а я вместо того, чтобы вытаскивать его, гибла с ним заодно. И – не знала того! Ничего я не знала. Только одно – что люблю его безумно, а помочь не в моих силах