Правда, Бланш, расскажи! Тряхни стариной.
Вдали зазвучала музыка.
Бланш. Ну, что ж… только что бы вам такое… Сейчас, сейчас, надо заглянуть в наш репертуар. Ах да! обожаю эти – из цикла о попугаях. А вы?.. Ну, ладно – об одной старой деве и попугае. Так вот, был у этой старой девы попугай, отчаяннейший сквернослов – такие знал виртуозные загибы, похлеще мистера Ковальского.
Стэнли. Х-ха!
Бланш. И утихомирить этого попугая было только одно средство – набросить на клетку покрывало, тогда он решал, что настала ночь и пора на боковую. И вот как-то раз – а дело было утром – только старая дева откинула с клетки покрывало на день, как вдруг… кого бы вы думали, видит у входа?.. Священника! Ну, она со всех ног к попугаю и поскорее – покрывало на клетку, и только уже после этого впускает священника. Попугай себе сидит смирнехонько, тихо, как мышь; но стоило ей спросить гостя, сколько ему положить сахару в кофе, как тот вовсю: (свистит) …да как ляпнет: «Ну, черт его подери, и короткий же выдался нынче денек!» (Запрокинула голову, смеется.)
Стелла тоже делает безуспешные попытки казаться веселой. Стэнли – ноль внимания на всю эту побасенку. Он словно ничего не слышал – тянется через весь стол, подцепил вилкой последний кусок торта и аппетитно пожирает его, ухватив прямо рукой.
Насколько я понимаю, мистеру Ковальскому не смешно.
Стелла. Мистер Ковальский ведет себя по-свински и увлекся настолько, что до остального ему и дела нет.
Стэнли. Правда твоя, детка.
Стелла. Как ты весь извозился – лицо, руки… смотреть противно! Иди умойся и помоги мне убрать со стола.
Стэнли (швыряет свою тарелку на пол). А я вот как убираю со стола. (Крепко схватив ее за руку.) Не смей так обращаться со мной, брось эту манеру раз и навсегда. «Свинья… поляк… противный… грязный… вульгарный…» – только и слышишь от вас с сестрицей; затвердили! Да вы-то что такое? Возомнили о себе… королевы! Помните слова Хая Лонга[7]: «Каждый – сам себе король». И здесь, у себя, я – король, так что не забывайтесь! (Сбросил со стола чашку с блюдцем.) Вот, я убрал за собой. Хотите, уберу и за вами?
Стелла тихо заплакала. Стэнли величественно прошествовал к двери и, стоя на пороге, закуривает. За углом, в баре, заиграли черные музыканты.
Бланш. Что здесь происходило, пока я принимала ванну? Что он тебе говорил? Стелла!
Стелла. Ничего! Ничего! Ничего!
Бланш. Я догадываюсь – про нас с Митчем. Да, да, ты знаешь, почему Митч не пришел, и не хочешь сказать!
Стелла безнадежно качает головой.
Я позвоню ему.
Стелла. Лучше не надо.
Бланш. А я позвоню.
Стелла (убитым тоном). Не стоит, Бланш.
Бланш. Но ведь так же нельзя, должен же кто-то объяснить мне, в чем дело! (Метнулась в спальню, к телефону.)
Стелла выходит на крыльцо и укоряюще смотрит на мужа.
Тот, проворчав нечто невнятное, отворачивается.
Стелла. Можешь радоваться – твоих рук дело… ни разу еще кусок не шел мне