время сидевший потупя голову и довольно внимательно прислушивавшийся к словам Хмурина.
– Верно-с определено! – подтвердил тот с своей стороны. – Хоть теперь тоже это дело (называть я его не буду, сами вы догадаетесь – какое): пишут они бумагу, по-ихнему очень умную, а по-нашему – очень глупую; шлют туда и заверяют потом, что там оскорбились, огорчились; а все это вздор – рассмеялись только… видят, что, – сказать это так, по-мужицки, – лезут парни к ставцу, когда их не звали к тому.
– Это совершенно справедливо! – подхватил Тюменев.
– Да как же, помилуйте? Я у вас же, у вашего превосходительства был вскоре после того. Вы меня спрашиваете: «Что это такое?», я говорю: «Публике маненечко хочет показать себя, авось, другой сдуру подумает: «Ах, моська, знать, сильна, коль лает на слона!» – как писал господин Крылов.
– Ну нет-с, я с этим решительно не согласен! – начал было Янсутский; но в это время к нему подошел лакей и доложил, что стерляжья уха разлита и подана.
Янсутский даже побледнел при этом.
– А что же свечи не засвечены? – спросил он почти с бешенством.
– Сейчас засвечу-с! – отвечал лакей, показывая ему имевшуюся у него в руках спичку.
– Прежде это надобно было сделать! – говорил Янсутский, выходя с лакеем в залу, где, выхватив у него спичку, зажег ее и приложил к серной нитке, проведенной через все свечи; такой способ зажжения Янсутский придумал для произведения большого эффекта, – и действительно, когда все свечи почти разом зажглись, то дамы даже легонько вскрикнули, а Хмурин потупил голову и произнес:
– Свет Христов просвещает всех!
Но Бегушев при этом не мог удержаться и презрительно засмеялся.
Янсутский между тем с довольным лицом возвратился в гостиную.
– Отличная вещь изобретена – это мгновенное освещение! – сказал он.
– Это ниткой особенной делается? – спросил его глубокомысленно Офонькин.
– Ниткой! Однако прошу покорно вести поскорее дам к столу; иначе простынет уха! – говорил Янсутский.
Тюменев сейчас же подал руку m-me Меровой; его уже предуведомил Бегушев, в каких она находится отношениях с Янсутским, и, может быть, вследствие того на нее Тюменев довольно смело и весьма нежно взглядывал; но она, напротив, больше продолжала вскидывать весьма коротенькие взгляды на Бегушева. Граф Хвостиков хотел было вести Домну Осиповну, но она отстранила его и отнеслась к Хмурину.
– А я с вами пойду, вы позволите мне это? – сказала она ему.
– Если вам угодно! – проговорил тот, складывая руку свою кренделем. – А я ведь, признаться, и не хаживал с дамами к столу.
– Ну, полноте, пожалуйста, не притворяйтесь, – возразила Домна Осиповна, засовывая свою руку в его руку.
– Право, не хаживал, – повторил лукаво Хмурин.
Глава VIII
За обедом уселись следующим образом: m-me Мерова на месте хозяйки, по правую руку ее Тюменев, а по левую Бегушев. Домна Осиповна села рядом с Хмуриным, а граф Хвостиков