встав, обратился к Тюменеву.
– Ты хочешь ехать со мной? – спросил он его.
– Да, мне пора!.. – отвечал тот, вставая.
Домна Осиповна при такой выходке Бегушева изменилась несколько в лице.
– А как же я-то? – спросила она его.
– Вы, вероятно, долго еще здесь пробудете, но мне вас дожидаться некогда; а экипаж я за вами пришлю, – проговорил Бегушев скороговоркой, ища свою шляпу.
Домна Осиповна видела, что он взбешен на нее до последней степени, но за что именно, она понять не могла. Неужели он приревновал ее к Хмурину?.. Это было бы просто глупо с его стороны… Она, конечно, могла настоять, чтобы Бегушев взял ее с собою, и дорогою сейчас же бы его успокоила; но для Домны Осиповны, по ее характеру, дела были прежде всего, а она находила нужным заставить Хмурина повторить еще раз свое обещание дать ей акций по номинальной цене, и потому, как кошки ни скребли у ней на сердце, она выдержала себя и ни слова больше не сказала Бегушеву.
Янсутский, услыхав о намерении двух своих гостей уехать, принялся их останавливать.
– Будет, будет уж, достаточно вы подкупили нас вашим обедом, – подтрунивал над ним Тюменев.
Янсутский окончательно струсил.
– Ваше превосходительство, неужели вы могли подумать? – говорил он, прижимая руку к сердцу.
Тюменев начал раскланиваться с m-me Меровой и при этом явно сделал чувствительные глаза.
– Вы, если я не ошибаюсь, постоянная жительница Москвы? – говорил он, крепко-крепко пожимая ей руку.
– Нет, вовсе… конечно, когда мои знакомые… то есть, пока живет здесь папа мой… – отвечала m-me Мерова, совершенно смутившись и при этом чуть не проговорившись: «Пока Янсутский здесь живет»… – Летом, впрочем, я, вероятно, буду жить в Петергофе…
– Надеюсь, что вы тогда дадите мне знать о себе, – продолжал Тюменев, все еще не выпуская ее руки.
– Непременно, непременно! – отвечала m-me Мерова; ей, кажется, был немножко смешон этот старикашка.
Домне Осиповне Тюменев поклонился довольно сухо; в действительности он нашел ее гораздо хуже, чем она была на портрете; в своем зеленом платье она просто показалась ему какой-то птицей расписной. Домна Осиповна, в свою очередь, тоже едва пошевелила головой. Сановник петербургский очень ей не понравился своим важничаньем. Бегушев ушел за Тюменевым, едва поклонившись остальному обществу. Янсутский проводил их до самых сеней отеля и, возвратившись, расстегнул свой мундир и проговорил довольным голосом:
– Черт с ними!.. Очень рад, что убрались! Сейчас тапер явится: попоем, потанцуем? Дам только мало! А что если бы пригласить ваших знакомых: Эмму и Терезию? – присовокупил он, взглянув вопросительно на Хмурина и Офонькина.
Хмурин только усмехнулся и потряс головой, но Офонькин заметно этому обрадовался.
– О да, это весело бы было! – сказал он.
– Но как это дамам нашим понравится? – спросил негромко граф Хвостиков.
– Ничего, я думаю! – отвечал Янсутский. – Елизавета Николаевна, – обратился он к Меровой, – вы не оскорбитесь, если