поговорим, – прошу ее я, когда она садится на кровати, отодвинувшись прежде от меня.
Ни слова. Ни слова от этой упрямой девчонки. Взъерошив волосы, мысленно ругаю себя, что не удовлетворен ею. Закрыв глаза, выдыхаю. Мне это нужно. Набрать в легкие свежего воздуха и быть терпеливее. Даже не завернувшись в одеяло, не надев на себя что-либо, Ева поднимается на ноги и, преодолев расстояние до двери ванной, прикасается к ручке.
У меня внутри взрывается вулкан. Я перекатываюсь на другую сторону кровати, присаживаюсь на краю и, вытянув правую руку, пальцами провожу по ее бедру вверх-вниз. Ева оборачивается, наконец, взглянув на меня. В медовых глазах не стоят слезы, но на ее лице я точно нарисовал печаль. Я тяну ее за запястье к себе и, словно тряпичная кукла, Ева вновь оказывается на постели.
– Чего ты хочешь? – Радости было бы больше от ее первых за целый час слов, если бы они не были произнесены с ненавистью. – Что значат твои вопросы? Разве ты был грубым? Разве ты был жестким? Разве ты был нечутким?! – сведя брови в одну линию, говорит она громче и громче. – Это так называется?
Я приближаю свою ладонь к ней, но она отбрасывает ее, толкает меня так, что я падаю на подушки. Не понимаю, к чему Ева ведет. Что хочет этим сказать. И все это уже не походит на приятный вечер. Взбешенная, взвинченная она набрасывает на себя быстро то, что валяется у нее в ногах – мою футболку. Ей опять хочется спрятаться в ванной, не поговорив со мной, но я не предоставляю такого удовольствия. Пускай сначала объяснится, пускай сначала меня выслушает.
– Если ты прекратишь играть в мексиканский сериал, мы сможем во всем разобраться, – говорю я и натягиваю свои джинсы.
Грустно усмехнувшись (хотя это было похоже больше на фырк), Ева разворачивается ко мне, упирает ладони в бока и глядит на меня с таким негодованием, что мне и самому хочется исчезнуть за дверью.
– Я ни во что играю, Лукас. Это ты считаешь, что можешь пользоваться мной. Но я не твоя игрушка, – последнее предложение Ева выдает дрожащим голосом. – Когда ты… когда ты…
Я перебиваю ее в наглой, вызывающей манере, что так на меня похоже. И за что я сама себе готов причинить боль, только бы больше так не делать.
– Когда я – что? – разухабисто вопрошаю.
Она может наблюдать, как мои губы растягиваются в насмешливой улыбке, но это лишь из-за нервов. Из-за нервов!
– На какое-то время, – продолжает Ева, – я вновь вспомнила ту ночь пятилетней давности.
Ее плечи поникли от моего тона, а у меня застрял комок в горле от ее слов.
– Дело не в том, что присутствовала грубость. Дело в том, что ее было много. Очень много. Я представляла тебя животным – не человеком.
Она проходит мимо меня, лишив дара речи несколькими меткими фразами. Будто ударила в самое больное место. И это место – Ева Мадэри. Я не намеревался вредить ей… Девушка проходит мимо меня и напоследок не забывает напомнить, что только недавно потеряла девственность.
– Неужели ты не понимаешь? К таким вещам нужно готовить. Я чувствовала себя вещью.
Заперевшись