приятно ребенку, который через пять минут забывает, отвлекаясь на какую–нибудь ерунду, как считал Матвей. Он не чувствовал, что для Алисы ерундой являлись как раз его амбиции, самолюбование своей успешностью. А желание Матвея удивлять – всего лишь забавляло ее… Для себя она решила считать это его маленькими слабостями и относиться к ним с пониманием, ведь в Матвее было много другого, что привлекало к себе. Но всё продолжалось до того момента, пока она не поняла, что с её стороны это вранье: врать самой себе столько времени, делая вид, что она принимает такую жизнь, что хочет жить так, как Матвей, больше не хотелось.
Она стояла в примерочной в белом свадебном платье и разглядывала себя. И вдруг ясно почувствовала, что эта девушка в зеркале просто очень похожа на нее – Алису, но не она. Это странно – увидеть себя как бы со стороны и испугаться того различия и одновременно той похожести, как будто в тебе заключено два существа, вернее, две сущности, противоречащие одна другой. Алиса чуть не сломала молнию на платье, торопясь сорвать с себя этот чужой образ, как чужую кожу. Но, выйдя из примерочной к Матвею, ожидающему её на диване с журналом в руках, который он от нечего делать пролистывал, она в тот момент ничего не сказала ему. Да и как об этом можно рассказать? Матвей к тому же был так занят мыслями о работе и о грядущем торжестве, что иногда ей казалось, что он вообще был где–то далеко от нее. Алиса в свою очередь не проявляла особой активности в приготовлениях к свадьбе, что совсем не вязалось с ее темпераментом и с природной позитивностью характера. Иногда Матвей замечал это равнодушие и спрашивал, как человек прямой: «Что–то не так? Если тебе не нравится платье, ты скажи мне, закажем другое».
Алиса выдавливала из себя улыбку, и на этом всё заканчивалось. Но так не могло продолжаться дальше. Ей не хватало смелости поговорить с Матвеем, и чем ближе становился день свадьбы, тем труднее было решиться на этот разговор. Даже своей подруге Алиса не могла рассказать о том, что с ней происходит, зная, как та завидует, даже не скрывая этого. Разве бы она смогла понять ее? Да, и какую причину собиралась Алиса предъявить? В основном люди мыслят конкретными категориями по типу вопроса Матвея: «Что–то не так?» Ответа у нее не было, только одни вопросы.
То, что приходит к нам в душу, не спрашивает позволения, потому что мы сами притягиваем его к себе, приглашаем войти, а потом забываем об этом. Наверное, из таких, казалось бы, мелочей складывается пазл, разворачивается сюжет, из которого ничего уже невозможно вычеркнуть.
Я хотела отыскать Алису в Париже после того, когда случайно встретила ее, переходящую дорогу на красный свет. Мне казалось, что где–то в этом районе и должна она проживать, но уверенности не было, потому что с такой же долей вероятности, она могла оказаться в том месте и случайно. Времени на поиски у меня оставалось не много. Тогда я пошла по другому пути: стала пропадать в местах, облюбованных парижанами и туристами. Гуляла по Люксембургскому саду, где меня обгоняли вспотевшие