с сестрицей жили наверху в маленькой горенке, на лавке Анеи я только отлеживалась после падения, обычно туда не допускался никто. В нашу горенку набивалась Любава, но допускать девчонку в свои владения не желали мы обе, Лушка из ревности, а я из опасения совсем впасть в детство.
Мой отец если и был боярином, то явно не самым богатым, пусть и очень влиятельным в местных масштабах. Наш терем (или как там называется) хотя стоял на подклети, имел не слишком просторные апартаменты внутри. Правда, тетка Анея не забыла, что она боярыня, держала двух сенных девок и достаточно холопов. Однако, видимо отцовскими стараниями, большинство холопов жили на положении младших родственников, то есть за стол садились вместе с хозяином и ели на равных. Правда, спали холопы в менее комфортных условиях, чем мы.
Здесь не было стекол в окнах, их закрывали бычьи пузыри. Старательно выделанные, они все равно пропускали очень мало света, полумрак разгоняли свечи (хорошо хоть не лучина) и свет печей и лампадок. Все равно мало, потому при любой возможности мы старались быть на дворе, где светлее. Но это не всегда удавалось и днем, все же осень вступала в свои права, становилось все холоднее и зачастили дожди. А уж вечером вообще приходилось сидеть в полумраке. Видно, полумраком это было для меня, привыкшей совсем к другому освещению, остальным не казалось темно. Постепенно привыкала и я сама, наверное, глаза привыкли давно, а вот мозг еще бунтовал, требуя включить свет. Лушка слова «включить» не понимала.
Вечером, сидя на своей лавке перед сном, я вдруг сложила ноги по-турецки и устроила руки с пальцами колечком на коленях. Лушка, любопытно покосившись на меня, тут же повторила. Она, пыхтя, старательно подтолкнула под себя негнущиеся ноги и замерла, сильно наклонившись вперед.
– Выпрямись. Спина должна быть прямая.
Позиция далась моей сестрице нелегко, но она постаралась, конечно, полюбопытствовав:
– А это зачем?
– Для медитации, – не открывая глаз, сообщила я.
– Для чего?
– Вот если правильно сесть и от всего отвлечься, уйти в себя, то наступает умиротворение.
Две секунды Лушка пыталась «уйти в себя», но, видно, вход был закрыт, на третьей раздался вопрос:
– А как это – уйти в себя?
– Забудь о том, что существует вокруг, успокойся…
Это категорически не подходило моей сестрице, она тут же распахнула глазищи, выпрямила ноги и заявила:
– Не, не получается! И ноге больно.
Я поняла, что медитация не состоится, и неожиданно даже для себя предложила:
– Луш, давай делать зарядку по утрам хотя бы?
Как и следовало ожидать, потребовалось разъяснение.
– Чего делать?
Я встала.
– Вот смотри, ты наклониться до пола, не согнув ноги, можешь?
Лушка тоже вскочила.
– Так? Могу.
Она действительно легко достала до пола ладонями. К моему удивлению, я тоже. Но я тут же попыталась сделать классическую березку. Вот это было уже тяжело, слишком