тебе! – девка погрозила несостоявшейся воровке прутиком. Та отозвалась новой порцией сердитого стрекотания. – Поругайся, поругайся.
Следующие несколько минут мы от души хохотали, наблюдая, как переругиваются между собой сенная девка и птица. Одна помахивала прутиком: «Я тебе!» – на что вторая отвечала сердитым стрекотанием. Забавлялись до сердитого окрика Анеи:
– Куда?!
Так и есть, убедившись, что все отвлеклись на сороку, коза принялась за старое, еще чуть – и в ее зубах оказался бы край мехового одеяла.
– Пять дур хохочут, пока коза одеяло жует!
Анею можно было понять, мы смущенно опустили головы, а Любава потащила-таки свою любимицу подальше от запретного места и, главное, от матери. К моему изумлению, коза подчинилась, она не упиралась, не блеяла, взывая к людской жалости. Да, Анею даже козы боятся…
Но этот день добром все равно не кончился, бестолковые девки получили свое. Правда, за дело, они так отчаянно строили глазки холопу Тришке, что тот, заглядевшись, налетел на козлы, и полное ведро помоев, тащившееся им из кухни для поросенка, опрокинулось на развешанные наряды. Больше всего пострадала та самая восхитившая меня роскошная душегрея.
На поднятый крик во двор сбежались, кажется, все. Пришла и сама Анея. Такой злой я тетку еще не видела! Лушка зашептала на ухо:
– Ой, что сейчас будет…
Тетка не сказала ничего, она развернулась и лишь махнула рукой Трофиму, чтобы шел следом. Вот это и было самым страшным, если бы она кричала, часть злости вышла бы криком, а вот так молча…
– Пойдем, Ваську проведаем, пока девок пороть будут!
Предложение Лушки мне понравилось, лучше возиться с маленьким князем, чем слушать вопли сенных девок, которым предстояла знатная порка.
В Козельске действительно большой для такого городишки детинец. Я мысленно попыталась сравнить его с рязанским, но тут же осадила сама себя: Рязань-то сейчас не та, так назвали Переславль Рязанский в память о погибшем городе. Интересно было бы посмотреть, какая она сейчас… Господи, я совсем запуталась про сейчас и тогда, что для меня сейчас – двадцать первый век или все же тринадцатый? Чтобы не поехала крыша, требовалось разложить все по полочкам.
Итак, в самом начале Батыева нашествия Рязань не просто сожгли, а уничтожили… Рязанью назвали город Переславль Рязанский, стоящий выше по течению. Значит, в тринадцатом веке, пока Батыя еще нет, она, голубушка, стоит на правом берегу напротив современного города Спасска. Ну вот опять: современного! Спасска двадцать первого века. А в тринадцатом он был? Нет, на такие глубины мои познания не распространялись, хватит и того, что про Батыя все точно помню.
От любования своими историческими познаниями меня отвлек приход к княжескому терему. Я привыкла, что во всех древнерусских городах есть крепости – детинцы, где население может укрыться в случае опасности. Здесь было что-то непонятное, детинцем, то есть крепостью, оказывался весь город. У Козельска не было маленькой укрепленной части, он весь был за большой стеной. И княжий терем стоял на открытом