* * Не знаю, что в небесных высях и что в заоблачных полях, а тут – запутался я в мыслях, как раньше путался в соплях. Раскрылись выходы и входы, но волю выдали снаружи, и равнодушие свободы нам тяжелее лютой стужи. Входя на сцену из кулис, горя огнем актерской страсти, смотрю на зал я сверху вниз, хотя в его я полной власти. Повсюду, где случалось поселиться — а были очень разные места, — встречал я одинаковые лица, их явно Бог лепил, когда устал. Давно уже я понял непреложно устройство созидательного рвения: безденежье (когда не безнадежно) — могучая пружина вдохновения. При сильно лихой непогоде тревожится дух мой еврейский, в его генетическом коде ковчег возникает библейский. Езжу я по свету чаще, дальше, все мои скитания случайны, только мне нигде уже, как раньше, голову не кружит запах тайны. Источник ранней смерти крайне прост: мы нервы треплем — ради, чтобы, для — и скрытые недуги в бурный рост пускаются, корнями шевеля. В России всегда в разговоре сквозит идея (хвалебно, по делу), что русский еврей — не простой паразит, а нужный хозяйскому телу. Вся интимная плеяда испарилась из меня — нету соли, нету яда, нету скрытого огня. Только что вставая с четверенек, мы уже кусаем удила, многие готовы ради денег делать даже добрые дела. Опыт не улучшил никого; те, кого улучшил, – врут безбожно; опыт – это знание того, что уже исправить невозможно. Про подлинно серьезные утраты жалеть имеют право лишь кастраты. Хоть лопни, ямба от хорея не в силах был я отличить, хотя отменно знал еврея, который брался научить. Не зря из мужиков сочится стон и жалобы, что жребий их жесток: застенчивый досвадебный бутон в махровый распускается цветок. Романтик лепит ярлыки, потом воюет с ярлыками, а рядом режут балыки или сидят за шашлыками. Как метры составляют расстояние, как весом измеряется капуста, духовность – это просто состояние, в котором одиночество не пусто. Ища свой мир в себе, а не вовне, чуть менее полощешься в гавне. Повсюду мысли покупные, наживы хищные ростки, и травят газы выхлопные душ неокрепших лепестки. Давно про эту знал беду мой
