его новой средой обитания.
Редакторы на родине Хемингуэя быстро заметили, каким неиссякающим спросом пользуются очерки о Париже[84]. Богатые американцы давно уже помешались на парижских модах и кухне, однако с недавних пор всемогущий доллар сделал парижские удовольствия доступными гораздо более обширной демографической группе. Дебютантки, голодные художники и даже недалекие буржуа со Среднего Запада начали проявлять живой интерес ко всему французскому – от светских событий в растущей колонии экспатов до манифестов различных художественных течений, возникших в кафе и салонах города. Репортер Артур Пауэр принялся освещать жизнь монпарнасских художников в рубрике парижской газеты «Herald» под названием «Вокруг студий»[85]. Молодой журнал «New Yorker» поручил писательнице Дженет Фланер вести выходящую раз в две недели рубрику «Письмо из Парижа», в котором она подробно расписывала все – от политических до постельных сплетен (пересечение этих сфер неизменно оказывалось самым увлекательным). Журнал «Vogue» писал о Париже и рекламировал его так усердно, что в буквальном смысле слова вербовал американцев и грузил их на корабли. Он даже предлагал читателям услуги парижского информбюро[86].
«Париж, вероятно, самый щедрый город мира, изобилующий чистыми наслаждениями», – восторгался автор одной из статей в «Vogue»[87].
С другой стороны, материалы Хемингуэя были не настолько захватывающими. Ему не понадобилось много времени, чтобы оценить своих современников и расписывать их изъяны на страницах «Star».
«Париж – мекка мошенников и притворщиков», – заявил он в статье, сочиненной вскоре после приезда. Париж наводняли американцы всех мастей, называвших себя во Франции знаменитостями – от мнимых звезд танца до боксеров с несуществующими чемпионскими титулами. Этим беспутным гостям из Америки обман сходил с рук только благодаря «невообразимой дремучести» французов. На случай, если кому-нибудь еще придет в голову выдавать себя в Париже за корифея, Хемингуэй давал совет: «Назовитесь чемпионом какой-нибудь далекой страны и впредь держитесь от этой страны подальше»[88].
Он не преминул пустить и острую, сверкающую стрелу в экспатов, наводнивших монпарнасские кафе. «Накипь из Гринвич-Виллидж была снята и перенесена большой шумовкой в кварталы Парижа, ближайшие к кафе „Ротонда“», – утверждал он. («Ротонда» служила еще одним известным местом сборищ экспатов, располагаясь по другую сторону бульвара, напротив «Дома»). По мнению Хемингуэя, позеры-туристы и завсегдатаи-экспаты, втискивающиеся в «Ротонду» по тысяче человек за раз, «так силились подчеркнуть небрежную индивидуальность своей одежды, что в результате выглядели одинаково эксцентрично». От них едва ли стоило ждать бессмертных творений, полагал он: «С добрых старых времен, когда Шарль Бодлер водил на поводке пурпурного омара по тому же древнему Латинскому кварталу, в кафе было написано не так уж много хороших стихов»[89].
Со стороны