доходило, что теперь Хемингуэй знал о нем все, почти ничего не рассказав о себе.
Даже у самых яростных недоброжелателей Хемингуэй вызывал одержимость; некоторые из них возмущались его успехами, несмотря на то, что усердно помогали ему возвыситься. Один из первых издателей Хемингуэя так и норовил назвать его «звездным юнцом» и «дутой величиной», однако посвятил ему в своих мемуарах немало страниц.
«Он умел заставить людей говорить о нем», – вспоминал Морли Каллахан, бывший коллега Хемингуэя по газете «Star», выходившей в Торонто[16].
Перед Хемингуэем не могли также устоять наставники с обширными связями, причем еще до того, как он опубликовал хотя бы строчку художественной прозы. Не успев прожить в Париже и нескольких недель, Хемингуэй обаял сразу два божества модернистского движения – Гертруду Стайн и поэта Эзру Паунда. Они стали первыми из множества видных деятелей, которые могли бы заявить о том, что оказывали ему поддержку. Вероятно, ни один другой писатель не имел такого количества покровителей.
«Когда он знакомился с этими людьми, его произведения воспринимали не обособленно, а в сочетании с самим автором, – говорит Валери Хемингуэй, которая в последние годы творчества Хемингуэя была его секретарем и позднее стала его невесткой. – Хемингуэй был обаятельным, но отнюдь не праздным человеком. Умел пускать в ход свое обаяние, когда у него появлялась цель»[17].
Эти корифеи приглашали молодого Хемингуэя к себе в гости, учили его тому, что знали сами, помогали лепить из него продуктивного современного писателя, каким он и стремился стать. Все это время он наблюдал и прислушивался, попивая их чай и спиртное. Вскоре самые осведомленные и авторитетные парижские писатели, редакторы и привратники литературного мира также сложили свои ресурсы к его ногам. Хемингуэй взял то, что ему понадобилось, и сразу двинулся дальше, отплатив большинству покровителей за их щедрость весьма неожиданным, мягко выражаясь, способом.
Но несмотря на покровительство всех этих людей и собственные стремления, долгое время Хемингуэю попросту не удавалось пробиться. К 1923 году неудачи доводили его буквально до помешательства. Казалось, очередной рассказ Фицджеральда появляется в крупнейших американских изданиях чуть ли не каждый месяц, а публиковать рассказы Эрнеста Хемингуэя не желает никто. В конце концов два небольших парижских экспатриантских издательства приобрели два маленьких сборника стихов, очерков и рассказов Хемингуэя. Эти брошюрки служили образцами его новаторского стиля, однако внимания массового читателя к нему не привлекли: по сути дела, в обращении оказалось менее 500 экземпляров обоих этих изданий.
Но тем немногим, кто прочитал их, эти рассказы дали заманчивую возможность мельком увидеть, каким может оказаться роман авторства Хемингуэя. В те времена рассказы во многом определяли доходность журналов, однако роман-бестселлер по-прежнему считался заветной мечтой. Будущее Хемингуэя без лишнего шума обсуждали те, кому могла бы