который зимой, конечно же, не извергал воды, но мрачной фигурой стоял на пути гуляющих горожан. Друзья присели на скамейку. Беседа текла небыстро, с философическими паузами.
– И все-таки я не понимаю. Вот скажи мне, как знаток, – чуть заплетаясь, спрашивал Александр у друга, – почему у нас в учебнике седьмого класса в разделе «Эпоха Ренессанса» говорится, что церковь жестко преследовала ученых, и многие пострадали. Я вот, кроме Джордано Бруно и Галилея, никого не знаю, кто бы еще пострадал. Вот ты мне можешь назвать еще кого?
– Ну… – задумчиво протянул Денис. – Надо уточнить, что значит – страдали? Бруно – да, пострадал. На его фоне Галилей отделался легким испугом.
– Коперникуса запретили, – напомнил Куковяккиннен.
– Ха-ха… Через семьдесят лет после издания и после смерти автора. И то, из-за бурной деятельности Галилео. Ох, уж и пострадал. Я бы еще назвал этого… врача испанского… Мигеля Сервета.
– А этого за что?
– Ну, для начала он умудрился поссориться и с католиками, и с протестантами. Если просто сказать, то Сервет проводил запрещенные церковью научные эксперименты, кои однажды натолкнули его на мысль, что учение о божественном происхождении мира может быть ошибочным. Сперва, ясно дело, он высказывался очень осторожно, но затем пошел вразнос. Сервет делал очень резкие суждения о Боге и роли церкви в меняющемся мире. Между прочим, – Денис многозначительно поднял указательный палец вверх, – он был арестован не папой Римским, а по приказу Кальвина, а позже казнен.
Пауза повисла в воздухе.
– Пожалуй, и все, – прервал ее Денис. – Да и Бруно-то по-настоящему ученым не был. Так, фантазер необузданный.
– Так что, получается, Галилей не пострадал?
– Как сказать. Конечно, заставили человека отречься от идей. По крайней мере – публично. Это, конечно, страдание. Но от болезней он страдал куда более!
– Что ж, получается, что церковь ученых не гнобила?
– А зачем ей это надо было? Заметьте, дружище, среди отцов-иезуитов было очень много образованных людей, астрономов, не отвергавших Коперника, также было много сторонников и Галилея.
– А зачем это в учебниках пишут?
– Ну, как тебе сказать… Саня, ты же понимаешь.
– Нет.
– Ну… Дураки.
– А у нас, на Руси, гнобили?
– А у нас, Саня, некого было. Потому и не гнобили. Кстати, Сошок, – усмехнулся Денис.
«Сошок» встрепенулся:
– Что?
– Вчера был день рождения у него.
– У кого?
– У Галилея! Шестнадцатое февраля.
Наступила многозначительная пауза.
Прозвище «Сошок» Александр Куковяккиннен получил почти в первые же годы работы учителем. Так к нему обращалась пышногрудая и могучих форм заместительница директора Галина Симоновна, которая по-вологодски откровенно «окала».