Не серчай, что так неловко разговор наш завернулся – вот возвернусь и договорим по-человечьи, а потом и разбор учинять будем. Покамест даю тебе увольнительную на двое… нет, трое суток. Отдыхай, молодежь. Силов набирайся.
Когда дрезина отошла от станции на несколько десятков метров, Федотов устало откинулся на неудобной, продавленной сидушке и закрыл покрасневшие от постоянной бессонницы глаза.
«Как все плохо», – повторил он про себя. Ехать на Чкаловскую не хотелось абсолютно. Все внутри сопротивлялось этой поездке, и он откладывал ее до последнего. Чистая интуиция – безо всяких логических доводов, но как же четки и однозначны ее сигналы: «Не езди! Разве я подводила тебя?! Не езди!»
Однако сейчас ситуация окончательно вышла из-под контроля и требовались безотлагательные действия. Какие? Умиротворить беснующихся по делу и без дела чкалов? Возможно. «Сделаю, не переломлюсь, но что дальше? Что за сука разжигает междоусобицу? Столько лет худо-бедно ладили, а теперь как вожжа под хвост попала. Но кто?! Сам, конечно, виноват, гайки кое-где перекрутил, передавил, на самолюбие наступил, уязвил. Целое поколение обиженных у соседей взрастил. Виноват, кругом виноват. Как говаривал Мальгин-старший, “построил коммунизм на одной отдельно взятой станции за счет эксплуатации другой…” Однако себя судить опосля буду, сначала надо гниду поймать, что дрова к разгорающемуся костру без устали таскает… Провокация за провокацией…
Чкаловская военщина? Слишком тонко для них. Сталкеры? Вряд ли – их лояльность обходится дорого, но оно того стоит и всегда себя окупает. Кто-то из чкаловской “головы”? Может быть, может быть… Митрич-староста? Слаб и перепуган, ему бы место свое удержать с такими-то помощничками… Рамиль, Артур, Олег? Тут хмырь на хмыре и хмырем погоняет. Ну и рассадничек ты себе, Митрич, устроил, да и мне заодно. Вот тут надо пошукать да посмотреть…
«Хорошо, Павел Семеныч», – похвалил себя начстанции. – Молодец, варит еще котелок, не совсем, значит, проржавел. Однако провокации все как одна у нас происходят – кто дурачка гадости научит, кто менту ретивому шепнет, где “горяченького” в засаде подождать, подростков с разных станций меж собой схлестнет, лозунги шовинисткие покричит… Где-то ведь рядом козлинушка родненькая ходит, под боком под самым… Только зачем? Где тут выгода зарыта, корысть в чем? Мож, меня подсидеть да в начальники выбиться… Неплохой вариант, вполне себе рабочий. Гнидушек до власти охочих окрест хватает… Ничего, вот возвернусь и устроим партийные чистки. Даешь тридцать седьмой год с опережением графика на четыре года! Придется кое-кому накрутить хвосты, да на путь истинный наставить…
Однако что ж так сердце щемит да предчувствиями погаными душа полнится… Ох, неспокойно как, тревожно… Быстрей бы отмучиться да домой рвануть».
Павел Васильевич открыл глаза и осмотрелся по сторонам – извечная туннельная темнота и немного нервная тишина, нарушаемая лишь ритмичным перестуком колес.
Но успел привязаться я и полюбить
даже эту холодную темень,
Что