ну его – горькое.
Дружки захохотали:
– Неужели горькое, а?.. Пусть, пусть идет домой. А то теща очень заругается.
Но Якушина на этот крючок не подденешь – пить он больше не стал. Он простился с ними. И пошел.
Было грустно. По пути домой Якушин решил, что, пожалуй, заглянет сначала к Зое, – в его молодом мозгу стал вырисовываться кинофильм, в котором Якушин изменял своей жене Гале в первый и последний раз в жизни. Это было оправданно, потому что это было от горя. От большой обиды. От незаслуженной обиды, разве нет?
Но, подходя к дому Зои, он одернул себя – нет, он не сделает этого. Он человек, а не тряпка. Он не тонкая рябинка. Он просто и по-дружески откроет Зое свою беду, вот и все.
Первое, что сделала Зоя, – расхохоталась.
– Боже, как от тебя пивом несет! – сказала она, открывая дверь.
Зоя знала, что Якушин не из тех, кто выпивает.
– Что произошло?
– Я расстроен, Зоя.
– Чем?
И он рассказал, как услышал от тещи обидную фразу.
Зоя фыркнула:
– Какой ты глупый, Якушин.
Но он стоял на своем:
– Может, теще не нравится, что я мало книжек читаю?
– Понятия не имею.
– А может, ей не нравится, что я на мебели работаю?.. На мебели бывают калымщики. Но ведь я не калымщик?
Зоя опять засмеялась. Она знала, что Якушин чудачок. А сейчас ей даже подругу захотелось позвать, чтоб и та посмотрела, какие бывают чудаки.
Зоя стала удерживать Якушина. Потому что в голову ей пришла другая мысль – вот-вот должен был прийти Леонтий, за которого она собиралась замуж, он любил все веселое и чудное.
– Посиди, Якушин, – просила Зоя и строила глазки.
– Не надо, Зоя, мы с огнем играем.
– Ну посиди.
Но Якушин ушел. Он возвращался домой долгим-долгим путем. Он шел по набережной и много курил. «Не наш человек. Не наш…» – сверлило в мозгу. Это никак не укладывалось. Мир встал на голову.
Якушин пришел домой, взял книгу и стал читать. Он читал вслух.
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.
Якушин держал книгу в руках, чтобы теща видела происходящее своими глазами. На самом деле он мог рассказать это стихотворение наизусть. Потому что оно было его любимое.
Теща не проронила ни слова.
Впоследствии этот его случай с чтением вслух теща взяла на вооружение. Время от времени она ядовито говорила:
– Почитал бы ты нам стихи.
Или:
– А вот он нам сейчас почитает стишок-другой. Он славно читает. С выражением.
Конечно же, теща хотела этим сказать, что Якушин по своей недоразвитости читает только детские и глупые стишки. Но ведь «Парус» не был детским и глупым стишком. Это было чудо, а не стихотворение.
На этой почве и произошел срыв. В воскресенье.
Очередного намека на детские стишки молодой Якушин не вынес. Логика поступков нарушилась, а сдерживающие центры на время отключились. Якушин забрался на крышу дома – каким образом это произошло, он не помнил.
То