но жизнь
И дарит счастье, и его же
Вмиг обесценивает… Смысл
Лишён и разума, и кожи.
Чужая память
Не помню правила… – и чья-то часть меня
не соглашается с моей же правдой:
Я высеваю поле среди сада —
ОНА перелопатит семена
на неизвестность – в самом центре зримых
и очевидных знаний бытия;
но кто-то помнит боль мою, – шутя,
и смех – в чужом хранилище надрыва.
Чужие руки пишут мой портрет,
раскидывая сети ограждений
в письме инерционного движенья —
и присылая мне пустой конверт.
Самообман
Дышится – как будто поздний вечер
С летом разговаривал о снеге,
Что давно заждался в человеке
Самого июльского тепла.
Если изнутри войти в морозы,
О которых внешнее не знает, —
Значит, это исповедь сквозная
Раненую душу берегла
Для того, кто главное увидит, —
Бинтовать несказанное слово,
Что и быть молчащим не готово,
Если близкий спросит:
– Как дела?
Если да кабы… Спасайся малым.
Близкие бывают и хитрее:
Будто и вошли, и обогрели,
А постель… —
подстилка из стекла.
Мечты в законе
Размечтались.
Познакомились.
Даже будто влюблены.
Переспали. Узаконили.
Быт. Привычка. Не верны.
В детской лучик света мается
Сорванцом невинных снов.
Мама с папой объясняются.
Не в любви.
Закон суров.
…
Отмечталось.
Сны закончились.
Незнакомцы. Трепачи.
Сыновьями или дочками
Плачут лунные лучи…
Грим-масса пустоты
Гримаса ветреной погоды
была достойна отраженья
внутри меня… —
где все уроды
преображались в вдохновенье.
Стихи рождались из стихии…
(Или она рождалась в слове?)
Я внутрь смотрела, —
но глухие
в меня смотрели.
Мир условен…
Разодранно-неразбираемый
Внесезонное
И полночь половину не нашла.
Мятежной провокацией порядка
Ложился первый снег. И вся земля
Точеными штрихами стала гладкой
И целостной внутри разломных ран.
.…
Из каждого деления на звенья
Слагается сплоченный монолит.
А я все клеточки в одно мгновенье
Сгребаю. А мгновенье год болит,
Не зная ни частей, ни половины.
Тик-так
Тихой полночью всё превращается в голос.
Даже если для сказок закончился бал.
В честном мире любая молчащая новость
Громче грязного крика. По стенке