– мы стараемся не касаться этой темы по большей части, но я лично думаю, что несет он преимущественно ахинею. Как бы то ни было, дядя вскоре унюхал в нем заскорузлого бивениста[22] и начал поддразнивать его за то и это. Спросил, что он думает о Национальной службе здравоохранения, и Гиллам, разумеется, впал в экстаз. А дядя на это сказал: в таком случае почему, как вы считаете, все врачи выступают против нее? – поскольку лишь вчера Британская медицинская ассоциация (еще раз) проголосовала против сотрудничества со всей этой белибердой. Гиллам что-то промямлил насчет того, что силам реакции нужно сопротивляться, а дядя тут же выдернул у него из-под ног ковер, сказав, что он, как бизнесмен, считает, что замысел централизованной Службы здравоохранения весьма и весьма здрав сам по себе, поскольку в конечном итоге медициной можно управлять как бизнесом – с акционерами, советом директоров и генеральным управляющим. И это – единственный способ сделать ее эффективной: пусть катится по рельсам бизнеса, т. е. с целью получения прибыли. Все это для Гиллама, конечно, звучало полной анафемой. Но дядя уже разошелся и начал говорить, что в действительности Служба здравоохранения – если ею должным образом управлять – может оказаться самым прибыльным бизнесом всех времен, поскольку медицина – как проституция: спрос на нее никогда не упадет, она неисчерпаема. Он сказал, что если кому-то удастся добиться того, чтобы его назначили управляющим приватизированной Службы здравоохранения, он вскоре станет одним из богатейших и влиятельнейших людей в стране. Гиллам кинулся доказывать, что этого никогда не произойдет, поскольку сам товар – человеческая жизнь – не может быть исчислен количественно. На качество жизни, сказал он, нельзя повесить ценник. И добавил: как бы Уиншоу с этим ни спорили. Этим он довольно лестно намекал на краткое сообщение под названием «Качество количественно», которое я делал на заседании Пифагорейского общества. В сообщении я доказывал (довольно фривольно, надо заметить), что не существует таких условий – духовных, метафизических, психологических или эмоциональных, – которые нельзя выразить математически. (Доклад этот, кажется, наделал шуму: Гиллам мимоходом сообщил дяде, что его название неизменно всплывает в разговорах, когда упоминается мое имя.)
После ланча мы с дядей сели у меня в комнате пить чай. Я поздравил его с успешным розыгрышем Гиллама, но дядя ответил, что все это абсолютно всерьез, и мне следует хорошенько запомнить все, что он говорил о Службе здравоохранения. Потом спросил меня, что я собираюсь делать после окончания Оксфорда, и я ответил, что пока не решил: пойду либо в промышленность, либо в политику. Когда я упомянул политику, он спросил, на чьей стороне, и я сказал, что не знаю, а он ответил, что пока разницы нет – обе стороны слишком занесло влево, это их реакция на Гитлера. Затем сказал, что есть несколько компаний, в которых он мог бы найти для меня местечко, если я хочу: нет никакого смысла начинать с самого дна, я с таким же успехом могу сразу войти в совет директоров. Я его за это поблагодарил и сказал,